Михаил Федотов - Разведка продолжает поиск

Марья Даниловна то и дело подходила к маленькому окошку, всматривалась в темноту морозной ночи. Во дворе тихо. Только доносился монотонный скрип шагов часового.

Они ждали рассвета и какой бы то ни было развязки. Но она пришла раньше.

Через маленькое окошко Митя вдруг увидел прерывистые огоньки в той стороне, где находилась деревня Красная Горка. А через секунду все услышали длинные очереди пулемета и прильнули к окошку.

— Станкач, наш станкач! — определил Митя.

В тот же миг со звоном разлетелось стекло, и они отпрянули в угол. Громыхнул, осветив черные стены и потолок бани, выстрел. В нос ударил запах сгоревшего пороха.

— Все ли живы? — в следующее мгновение послышался голос матери.

Повезло: никого не задело.

Теперь уже совсем рядом затараторили пулеметы, сыпанули дробью автоматы. Ярко засветилось окошко: каратели никогда не жалели ракет.

— Ура-а-а! — нарастало, приближалось вперемежку со стрельбой и взрывами гранат.

— Наши, наши, — зашептала мать, прижимая меньшого к груди, а Митя и не вырывался, хотя в другое время обязательно убежал бы от такой ласки…

Вдруг в баню ворвался свежий морозный воздух. Кто-то распахнул настежь дверь. В проеме, освещенном сполохами ракет, стоял… Шура.

— Мамочка, это — я! — крикнул он, вскочил в баню и бросился к ним, забившимся в самый угол.

Оказалось, Шура вчера приходил в Красное — в разведку. Связные подсказали ему, что в баню посадили целую семью беженцев, которая жила в Ковалевщине. Вот Шура и бежал сюда вместе с партизанами…

— Только давайте быстрее, не задерживайтесь. Скорей в овраг. Там сбор, — старался говорить он строгим голосом. Но у него не получалось: радость какая!

Вся семья выбралась во двор. Частая стрельба и партизанское «ура!» слышались теперь в центре Красного. В гарнизоне бушевал пожар. Занимался и дом, в котором допрашивали Станиславчиков.

— Пошли запрягать, пока штаб не разгорелся, — торопил брат Шуру.

Но тот не спешил. Он никак не мог решить, как быть дальше. Бежать за партизанами или остаться с матерью, сестрами, братом и маленьким Герой. Однако, услышав про штаб, бросился к дому. Митя — за ним. В комнате, где допрашивал его офицер, было светло от полыхавших пожаров.

— Шура, хватай радиоприемник! — крикнул он брату и дернул за антенну. Медная проволока легко сорвалась с гвоздя, вбитого в стену.

Пока Шура выносил громоздкий приемник, Митя бросился в комнату, откуда во время допроса слышал перестук пишущей машинки. Она оказалась легкой, поэтому паренек прихватил и стопку бумаги.

Подростки успели вытащить во двор большой чемодан. Не забыл Митя и о посылочном ящике.

Все это сгрузили на сани. Но кобылки не оказалось, хотя Митя хорошо приметил, что перед боем она стояла здесь, привязанная за розвальни. Он растерянно забегал вокруг саней.

— Как только мы начали штурм, кто-то в белом ускакал со двора, — поняв брата, сказал Шура. — Прямо к школе помчался. Стреляли в него, да все мимо…

В самом деле, белой шубы, что днем висела у порога комнаты, не оказалось. Остался и приемник, и пишущая машинка, и огромный чемодан, а цигейковой шубы не было. Как и плетки со свинцовым шариком на конце… Видно, офицеру некогда было выводить своего коня, и он схватил кобылку.

Братья бросились к сараю, вывели выездную лошадь. Стройная, она стригла ушами, косилась на пламя, охватившее теперь почти весь дом. Но оказалась умницей. Покорно склонила голову, и подростки вдвоем надели хомут. Он был тесен, поэтому супонь до конца не затянули, а мама сунула какую-то тряпку под клещи, чтобы лошадь не сбила свои плечи.

Тем временем бой в гарнизоне приутихал. Потом глухо ухнули гранаты возле школы, и пулеметы, строчившие оттуда, замолчали. Правда, возле казарм все еще не унимался пулемет.

Как только Станиславчики выехали со двора на площадку, пули свистнули над головами. Следующая очередь чуть в стороне от них взвихрила буранчики снега.

— Гони, Шурка! — крикнула мать.

Сын вскочил в передок саней, размахнулся проволокой-антенной и хлестанул по лошади. От неожиданности она чуть ли не опрокинула сани и помчала через площадку к спуску в овраг.

— Ой! — глухо простонала Наташа и чуть не скатилась с розвальней, но мать вовремя схватила ее правой рукой, удержала, не дала свалиться на снег…

Только уже среди партизан они поняли, что Наташу ранило. Ее тут же перевязала какая-то девушка с сумкой через плечо.

Уже светало, когда показался противоположный крутой берег озера и деревня Крюковщина. Здесь Митя с Шурой и передали партизанскому командиру все то, что прихватили в штабе.

— Спасибо, Марья Даниловна, за сыновей! — сказал командир. — Боевые хлопцы растут!

Конечно, если хвалит сам командир, кому не приятно. И подростки гордились добрым словом командира. Но Мите было жалко пишущую машинку. Вот кончилась бы война, пошел бы в школу — и не надо выводить каждую буковку, не надо бояться, что поставишь кляксу, печатал бы себе на машинке…

Он так огорчился, что разведчики унесли вместе с чемоданом и приемником пишущую машинку, что на некоторое время забыл о посылочном ящике. Вспомнив, бросился к нему, сорвал крышку с адресом и протянул командиру.

— Ничего, хлопчики! — прочтя написанное на крышке, сказал командир. — Мы уже с вами до Красного добрались, а скоро и до Мюнхена доберемся!

Таких семей-патриотов, как семья Станиславчиков, было много в Ушачской партизанской зоне. Они помогали нам буквально во всем, рискуя при этом не меньше нашего.

Как впоследствии стало известно, январские и мартовские схватки с противником были не случайны. И не только на участке обороны нашей бригады. Гитлеровцы прощупывали партизанскую зону со всех сторон: с Полоцка, Лепеля, Бешенковичей, с западных и южных границ. Они старались обнаружить слабые места в обороне, но везде и всюду получали достойный отпор. Ну а почему прощупывали — это яснее ясного. Если весной начнется наступление советских войск, пути отхода будут отрезаны. В тылу оккупантов — огромный партизанский край, преграждающий не только своевременную подброску к фронту живой силы, вооружения и техники, но и при вынужденном отступлении — дорогу на запад. То есть 3-я танковая армия противника окажется в полном окружении — между нашей линией фронта и партизанскими формированиями. Видимо, поэтому немецкое командование решило во что бы то ни стало очистить от партизан свои тылы в самое ближайшее время.

Тогда мы не знали, что кроме наших разведданных штаб Полоцко-Лепельской оперативной группы получал информацию из БШПД и от войсковой разведки фронта.

29 марта 1944 года Сакмаркин вызвал к себе командование нашего отряда, Ивана Митрофановича Попова и меня. Николай Александрович был явно чем-то озабочен. Даже в самые безопасные для бригады дни, в часы боевого затишья он не любил длинных предисловий. И сейчас начал с главного. Оказывается, комбриг только что вернулся от Владимира Елисеевича Лобанка. Поступили сведения, что оккупанты вот-вот начнут наступление на Полоцко-Лепельскую партизанскую зону. Штаб соединения, учитывая прежние карательные экспедиции, предполагал, что фашисты и на этот раз применят выгодную для них тактику: сначала попытаются разделить партизанский край на две части, а затем, дробя и разобщая подразделения народных мстителей, уничтожить их.