Борис Тартаковский - Квадрат смерти

— Отметить нужно награждение орденом, товарищ капитан-лейтенант, чтоб крепче держался, — не выдерживает Семен.

— Как же, обязательно! — улыбается Мошенский. — Пусть только прилетят — так ударим, что сразу почувствуют — орденоносцы стреляют.

Он проходит в каюту и сразу же садится писать жене. Человек крайне стеснительный, Мошенский пишет письма лишь тогда, когда остается в каюте один. И, догадываясь об этой потребности командира, Середа притворяется спящим или вдруг «вспоминает» о неотложном деле и уходит на час-другой.

«Вот уж не думал, что мне выпадет такая честь, как быть орденоносцем. Но теперь факт — орден Красного Знамени красуется у меня на груди.

Великая награда обязывает меня еще сильнее бить фашистских стервятников, еще крепче защищать любимый город. Большего с меня пока не требуется…» — пишет Мошенский.

Он задумывается: а если потребуется? Сейчас та минута, когда можно сказать все, а не половину правды, и он знает: Вера поймет его.

Почему-то вспоминается первый концерт, на который он пригласил Веру. В программу концерта входила музыка Бетховена, и Сергей Мошенский заколебался: брать билеты или нет? Честно говоря, он прежде всего думал о том, какое получит удовольствие от музыки Бетховена, ведь в программе — его любимый Пятый фортепианный концерт.

Но оказалось, Вера, эта нежная, ласковая девушка, не только разделяла его интерес к мужественной, он бы сказал, героической музыке композитора, но знала многое из его жизни и творчества.

Спустя два года они поженились. И, вспомнив сейчас о том теплом южном вечере, и о музыке Бетховена, и о разговоре на обратном пути, капитан-лейтенант Мошенский решительно дописывает ту правду, которую Вера, он был уверен, поймет.

«Счастливы будут люди, которым суждено дожить до окончания войны, до победы. Но будут и такие, которые не доживут до этого. Конечно, хочется жить. Очень хочется. Я так еще молод и не хочу расставаться с жизнью. Но остаться жить, укрывшись от врага, не громить его, не уничтожать я не могу. Бездействие, трусость — не для меня, таким человеком просто стыдно жить…»

Он видит своих комендоров у пушек, думает о них с чувством благодарности и любовью, многими он искрение восхищается, и сейчас ему хочется как-то выразить эти чувства в письме, чтобы и Вера разделила его любовь и уважение к воюющим на батарее. Он пишет:

«Мы с товарищами даже представить себе не можем, чтоб фашисты могли пройти мимо нас безнаказанно. Мы весь удар принимаем на себя. Они пытаются бомбить нас, но сами гибнут от нашего огня… Я ежесекундно помню: чем больше мы собьем фашистских самолетов, тем ближе наша победа, тем ближе ты».

Утром 19 марта комиссар Середа получает сообщение из политотдела: «Сегодня к вам прибудет писатель Леонид Соболев для встречи с экипажем. Обеспечьте его переправу на батарею».

Нестор Степанович, как и многие на батарее, знает писателя по его роману «Капитальный ремонт» и рассказам, которыми до войны зачитывались не только моряки.

— Соболев — наш морской писатель, — говорит комиссар Мошенскому, — и нужно его принять как подобает.

Мошенскому тоже хочется, чтобы писатель остался доволен, но он решительно против каких-то особых приготовлений.

— Покажем ему все, что он захочет посмотреть, накормим нашим флотским обедом, устроим встречу с теми, кто свободен от вахты. Что еще?

— А если будет налет? — многозначительно спрашивает Середа.

Конечно, писателю интересно посмотреть бой, это понимают оба. Но как уберечь гостя от опасности? А вдруг ему захочется посмотреть работу артиллеристов?

— Писатели — народ отчаянный, в кубрик его не загонишь, — вздыхает Середа. — А то, что пуля, как известно, дура, можно сказать и о снарядном осколке.

Озабочен и Кийко — шеф камбуза. Малого роста, чернявый, подвижной, Игорь Кийко, хотя и молод, кажется моложе своих лет. Накануне войны он закончил кулинарное училище — и сразу на флот.

Кийко — человек гордый. Он полностью сознает, что и от него в немалой степени зависит боеспособность батареи. Игорь уверен, что вкусный, питательный обед — тоже оружие. Сам командир Мошенский и комиссар Середа признали это, представив Кийко к боевой награде. И в этом нет ничего удивительного. Беда лишь в том, что очень уж часты перебои с доставкой продуктов да пресной воды. То проклятые фашисты разбомбят интендантский грузовик, то ранят прислугу. К тому же не так легко из фронтового пайка разнообразить матросский стол. Кулинар, осененный творческим вдохновением, может, конечно, из «шрапнели» изготовить десяток блюд, но из солонины даже шеф московского «Метрополя» не сочинит цыпленка-табака. Вот почему Игорь Кийко, узнав о приезде на батарею известного писателя, немедленно собрал на камбузе «военный совет», в повестке которого стоял один-единственный вопрос: как все же превратить солонину в цыпленка-табака, которого по непроверенным слухам до сих пор подают иностранным корреспондентам в ресторане «Метрополь».

В то время, как на камбузе решают, чем будут кормить гостя, в кубрике обсуждается вопрос о памятном подарке. Сигнальщик Михаил Бойченко советует поднести Соболеву осколок снаряда, который отбил кусок штурвала на пушке наводчика Чумака. Чумак так и не отошел от пушки до самого отбоя, о чем записано в вахтенном журнале.

— Осколок, конечно, вещь памятная, — соглашается Саша Лебедев, — и не один матрос припрячет себе такой для демонстрации домашним после войны. Но если каждый начнет жаловать писателя осколками, то ему понадобится трехтонка, чтоб увезти сувениры от благодарных читателей.

Решают подарить гостю мундштук. Но особый…

Тем временем Филатов, получивший накануне войны почетный вымпел на гонках военных гребцов Севастополя, отправляется за гостем в шлюпке, ласково прозванной «тузиком».

Соболев прибывает в Казачью бухту точно в указанный срок. Но как только он — крупный, широкоплечий, улыбающийся — выскакивает из машины, Херсонесский аэродром атакуют немецкие самолеты. Один из них на глазах у Соболева сваливается на бок и идет в пике, а к нему тянутся от плавучей батареи пулеметные трассы.

— Вы с плавучей? — спрашивает Соболев у подскочившего к нему краснофлотца.

— Так точно, товарищ капитан второго ранга! — отвечает Филатов. — Получил приказ доставить вас.

— Спасибо, спасибо, дружок, — отвечает писатель, глянув на молодого краснофлотца с обветренным до красноты лицом в задорных веснушках. Кивнув на середину бухты, писатель с некоторым недоумением спрашивает: — Это она — «Не тронь меня»?

— Так точно, товарищ капитан второго ранга, она!

Соболеву кажется очень странной эта батарея. Ни кормы ни носа, ни дымовых труб, ни палубных надстроек.