Вадим Кожевников - Щит и меч

Вайс знал, что подачками из военной добычи гитлеровцы приобщили многих немцев к соучастию в своих преступлениях. Они отдавали им в рабство женщин и девушек, пригнанных из оккупированных территорий. Создали изобилие жратвы, грабя людей в захваченных землях и обрекая их на голод. Почти три миллиона человек, вывезенных из стран Европы, как рабы работали на немцев. Они строили им дома, дороги, пахали и сеяли.

Но за все эти блага, полученные от властителей Третьей империи, приходилось расплачиваться наличными: не пфеннигами, а отцами, мужьями, сыновьями, одетыми в мундиры цвета пфеннигов. Таков был товарооборот рейха.

Иоганн видел, понимал: прекратить страдания немецкого народа могло только одно — подвиг Советской Армии, сокрушительный удар, который повергнет ниц и растопчет фашизм, как уползающую гадину, чьи скользкие петли обвили тело Германии и продолжают душить лучших ее сыновей в застенках гестапо.

Что мог сделать здесь Вайс? Единственное, что он мог себе позволить, — это приказать чинам военной полиции немедленно покинуть бомбоубежище. Он велел им патрулировать улицу для выявления вражеских сигнальщиков.

Он выгнал их наружу и сам последовал за ними. Обернувшись, Вайс заметил, как отобранные «тотальники» провожают его изумленными и обрадованными взглядами людей, приговоренных к казни и вдруг получивших помилование.

Первый эшелон бомбардировщиков разгрузился. Разрушенные фугасками дома бесшумно пылали — термитные бомбы подожгли их.

Этот метод бомбометания — смесь фугасок с зажигалками — союзники называли «коктейлем».

Вайс вышел на улицу, которой не было, — развалины ее пылали, словно вытекшая из-под земли лава. Он шел по асфальту, усыпанному осколками стекла, как по раздробленному льду.

Огромные жилые здания лежали каменной грудой, будто обвалился скалистый берег и рухнул на отмель.

Остроконечными утесами торчали уцелевшие стены. На каменном дымящемся оползне, возвышавшемся невдалеке, Вайс увидел полуголых скелетообразных людей — они пробивали траншею в развалинах, подобную тем, которые прокладывают археологи во время раскопок древнего города.

— Дмитрий Иваныч! — услышал Вайс спокойный хрипловатый голос. — Подбрось пятерых: нащупали местечко, где перекрытие ловчее пробивать.

Пять человек вылезли из траншеи и, согбенные под тяжестью ломов, стали карабкаться по обломкам.

Тела и одежда в известковой и кирпичной пыли. Ноги тонкие, как у болотных птиц, животы впавшие. Но на торсах и руках, как на муляжах для обучения медиков, обозначились мышцы.

Потом Вайс увидел, что такие же изможденные люди приподняли тяжелую двутавровую металлическую балку, и казалось ему — он слышит сквозь дребезг металла, как скрипят мышцы этих людей, совершающих нечеловеческое усилие. Им самим надо было, верно, уподобиться по стойкости железу.

Здесь, спасая жителей, погребенных в подвалах бомбоубежищ, работали военнопленные.

Вокруг стояли эсэсовцы в касках, держа на поводке черных овчарок; псы дрожали и прижимались к ногам своих стражей: их пугало пламя и грохот отдаленных взрывов.

Эсэсовцы заняли посты в развороченных бомбовых воронках или в укрытии рядом с гигантскими глыбами развалин. Видно по всему, их не столько беспокоило, что кое-кто из военнопленных может убежать, сколько опасность нового налета.

Сформированные из немецкого населения спасательные команды работали только после отбоя воздушной тревоги. Военнопленных гоняли и тогда, когда район подвергался бомбежке.

Стуча ломами, люди пробивали перекрытие. Руки и ноги их были обмотаны тряпьем, на телах — кровавые подтеки от ранений, причиненных кусками арматурного железа или острыми краями камня. Но вот странно — на их усохших, со старческими морщинами лицах не замечалось и тени подавленности. Они бодро покрикивали друг на друга, состязаясь в ловкости и сноровке. Казалось, они преисполнены сознанием важности своего дела, того, что сейчас они здесь — самые главные.

Вайсу горько и радостно было слушать русский говор, наблюдать, как подчеркнуто уважительно они называют друг друга по имени-отчеству, с каким вкусом произносят слова из области строительной технологии, советуются, вырабатывая наиболее целесообразный план проходки к подвалу бомбоубежища.

Полуголые, тощие, они выглядели так же, как, верно, выглядели рабы в древнем Египте, сооружавшие пирамиды; почти столь же примитивны были и орудия труда. Только труд их был еще более тяжел и опасен.

— Ура! — раздался атакующий возглас. — Ура, ребята, взяли! — Огромная глыба, свергнутая с вершины развалин, кувыркаясь, покатилась вниз.

Вайс еле успел отскочить. Он понял: делая сверхчеловеческое усилие, чтобы свалить глыбу, эти люди еще старались свалить ее так, чтобы зашибить глазеющего на них снизу немецкого офицера.

Они расхохотались, когда Вайс пугливо шарахнулся в сторону.

Кто-то из них крикнул:

— Что, говнюк, задрыгал ногами? Научился уже от нас бегать! — И добавил такое соленое словцо, какого Вайс давно уже не слышал.

К Иоганну подошел охранник и, извинившись перед господином офицером, посоветовал отойти несколько в сторону.

— Работают как дьяволы, — сказал он Вайсу, — и при этом не воруют, даже кольца с мертвых не снимают. И если что берут, то только еду. Хлеб, по-русски. Наверное, они сошли с ума в лагерях. Если бы были нормальные, брали. Кольца можно было бы легко спрятать: обыскиваем мы их только поверхностно.

— Эй, гнида! — закричал охраннику, по-видимому, старший из заключенных. — Гебен зи мир! Битте ди лантерн!

Охранник отстегнул повешенный за ременную петлю на пуговице электрический фонарик и, прежде чем подать его заключенному, сообщил Вайсу:

— О, уже пробили штольню!.. — И пообещал с улыбкой: — Сейчас будет очень интересно смотреть, как они вытаскивают людей.

Через некоторое время заключенные выстроились возле пробитого в перекрытии отверстия и стали передавать из рук в руки раненых. Последние в этой цепочке относили раненых на асфальт и осторожно укладывали в ряд.

Позже всех из завала выбрались немцы, не получившие повреждений. Среди них был пожилой человек. Он бросился к охраннику и, показывая на сутулого военнопленного, заорал:

— Этот позволил себе толкнуть меня кулаком в грудь! Вот мой партийный значок. Я приказываю немедленно проучить наглеца здесь же, на месте! Дайте мне пистолет, я сам…

Подошел старшина военнопленных. Высокий, седоватый, со строгим выражением интеллигентного лица. Спросил охранника по-немецки:

— Что случилось?

Охранник сказал:

— Этот ваш ударил в бомбоубежище господина советника.

Старший повернулся к сутулому заключенному: