Лев Якименко - Судьба Алексея Ялового

И лишь после того, как один за другим над дорогой прошла шестерка штурмовиков, автоматчикам удалось собрать пленных. Немецкие солдаты неловко улыбались, отряхивались, знобко ежились…

— Во-о научили бегать! Резвее зайцев, — глаза Павла Сурганова в недобром прищуре. — Слыхал, они наши ИЛы «летающей смертью» называют. Теперь поверю. От одного вида, считай, добровольно на смерть кинулись. Свободно могли мои ребята их всех из автоматов порезать.

Повернулся к Яловому. Потряс сжатыми кулаками.

— Отливается им сорок первый! За все, что претерпели!

Неужели и впрямь скоро конец войны?..

Хмельное радостное чувство кружило голову.

И тут же приказывал себе не думать о том, что могло быть за тем рубежным днем. Надо было еще дожить до него. Надо было еще дойти, завоевать его.

Случилось так, что на короткий привал подвернули к лесному озерку среди сосен. Что тут началось! Друг перед другом, кто быстрей разденется, бултых в воду. Яловой среди первых. Обожгло, дохнуло прохладой. Поплыл среди кувшинок. Повернулся на спину, задышал часто, освобожденно.

Услышал крики. По берегу носился носатый майор, начальник штаба, грозил пистолетом, требовал к себе командира. Оказывается, был какой-то приказ: нельзя купаться в незнакомых, не обследованных санитарной службой водоемах.

Яловой медленно оделся, отошел подальше от сутолоки и гама, прилег под высокой, дремотно дышавшей сосной, прикрыл глаза.

Впервые за эти суматошные дни подумал об Ольге Николаевне. Как прощался с ней. Выпросил коня у командира полка, получил разрешение на короткую отлучку. Дивизия проходила мимо штаба армии.

Алексей увидел Ольгу Николаеву издали. Она торопилась, почти бежала. В гимнастерке, юбке, волосы развевались, не успела или не захотела надеть берет.

Обняла. Припала к плечу.

— Мы уходим. У меня минут пятнадцать, не больше.

— Я знаю, — бормотнула невнятно. — Мне вчера сказали…

Шла рядом с ним прямая, отрешенная. За елями и соснами, у кустарника она остановилась, вопросительно взглянула на Ялового, присела на траву.

Яловой целовал ее в шею, в губы. Она прилегла, руки беззащитно вдоль тела. Алексей наклонился над ней и поразился странному выражению ее лица. В нем была покорность и опасливое ожидание. Будто она сама понуждала себя к тому, что должно было произойти, и в то же время считала: все, что может произойти, должно произойти не так, не теперь и не в таких обстоятельствах.

Болезненный укол обиды, ревности оттолкнул его, поднял. Ольга Николаевна села, охватила колени руками, качнулась из стороны в сторону:

— Господи, почему мы такие глупые! Почему мы не можем быть другими?

Взглянула сквозь слезы на Ялового, всхлипнула:

— Видимся раз в три месяца… Счет ведем на минуты. Разве так можно?

И с глухой мукой:

— Ах война! Эта война!

Продел ногу в стремя, Ольга Николаевна сдавленно вскрикнула:

— Алеша!.. Подождите же, Алеша!

Припала. Голову спрятала на его груди. Тряслись плечи. Он гладил ее, бормотал:

— Ну что вы, Оленька… Не надо.

— Я сейчас… я сейчас.

Сквозь гимнастерку жгли ее слезы. Он пытался приподнять ее голову.

— Не надо… Я не плачу. Нельзя плакать… При прощании. Я сейчас… Я хочу сказать вам… Ничего не надо говорить. Не буду ничего. Я об очень важном. Я сейчас отпущу вас…

Шла рядом. Держалась за повод. Конь косил на нее темно-фиолетовым глазом.

Кинула руки на плечи. Исступленный шепот. Возле самого уха:

— Если можно, поберегитесь. Не лезьте вы… Не надо… всегда впереди.

На коне верхом, оглянулся. Стояла у двух молоденьких раскудрявившихся березок. Голова с наклоном вперед. Провожала глазами. Не отрываясь глядела ему вслед.

— Отдыхаем или как?

Травинка игриво прошлась по губам Алексея, щекотно полезла к носу.

Алексей чихнул, открыл глаза.

— Будьте здоровы! — со смехом.

Возле него присела на корточки сестрица из санитарной роты — Клава. Дремотная хмарь в косящих глазах, проступающий румянец на смуглых щеках.

Глухо, с перебоем ударило сердце. И Яловой потянулся к ее коленкам, тронул их. Клава послушно села, прилегла рядом. Все вершилось в оглушающей тишине.

Яловой наклонился над Клавой, по глазам ее прошла мутная волна, она прикрыла веки.

— Ты чего, — бормотнула она, — еще чего вздумаешь…

И, будто против своей воли, руками захватила его шею, потянула к себе.

— Ка-пи-та-на Яло-во-го к «первому», капитана Ялового…

Между деревьями мелькала солдатская гимнастерка, били сапоги по обнаженным корневищам, неслось громкое, приказное:

— Капитана Ялового к «первому»!

Клава оттолкнула Ялового, рывком села, ворот гимнастерки расстегнут, в глазах злые слезы.

…Яловой шел к «первому» — командиру полка, вздрагивая от несхлынувшего напряжения, даже зубы постукивали — будто сразу на мороз, и не мог опомниться, прийти в себя. Наваждение какое-то!

Что ее повлекло к Яловому?

Как-то по прибытии в полк, недели две прошло, Яловой занемог. Ломало всего, лихорадило… Пошел в санчасть, температуру измерить, попросить что-нибудь из лекарств.

Вот тут он впервые и увидел Клаву. В белом халате, подвязанном цветной лентой, в шлепанцах. Она молча подала термометр.

Яловой расстегнул шинель, сунул термометр под мышку, присел на скамейке.

Клава сновала по влажноватому, промытому до желтого блеска полу, наклонялась над столиком, ворот у халата расходился, воровато приоткрывалась ложбинка между смутно белевшими грудями.

«Фу-ты, черт, да она без платья, что ли… В одном халате», — тягуче подумал Яловой, отвел глаза.

Было жарко, глуховато шумело в голове.

Клава бегло взглянула на поднявшийся столбик термометра, встряхнула его. Яловой стоял посреди избы, не уходил. Клава приблизилась к нему, что-то говорила об аспирине, о малине. Непонятный туманный взгляд. Лениво подняла руки, положила ему на шею.

Стояли друг подле друга, не шелохнувшись.

Стукнула дверь, в избу шагнула медсестра. Неловко попятилась назад, засмеялась, подбежала к столику:

— Я на минутку! Сейчас уйду!

Клава дремотно сказала:

— А чего тут? Нечего тебе и уходить.

Неторопливо расцепила руки, отошла от Ялового…

С тем и разошлись. Больше Яловой не показывался в санчасти, избегал даже. Да и Клава вроде не искала встреч с ним. Неловкое что-то казалось ему в том внезапном порыве, в напряженном желании.

И вот теперь снова…

Чудился ему укоризненный взгляд Ольги Николаевны издалека.

Почему и для нее, и для него оказалось невозможным перешагнуть через рубеж тогда, при прощании? И почему таким обнаженно простым и возможным показалось все с этой, почти незнакомой девчонкой?

— Странные дела твои, господи, — растерянно бормотал Яловой. Все никак не мог прийти в себя. Вспомнилось грубовато откровенное выражение из одной старинной книги: «И тут свершилось восстание плоти». Засмеялся.