Юрий Белостоцкий - Прямое попадание

— Может, подождете, пока верховой не уедет? А? Вот только бы его, паразита, спровадить. Не будет же он тут до вечера рассиживаться. На службе ведь, военный, при форме. Тогда бы я принесла вам чего надо: и хлеба, и молока, и картошки с салом. У меня ведь у самой два брата в Красной Армии…

Как ни опасно было положение Башенина с Кошкаревым, а при упоминании хлеба с салом они оба вдруг повеселели и выразительно посмотрели в сторону домовито стоящего хутора, сулившего им такую неслыханную благодать. И, кто знает, может, и согласились бы с предложением этой простодушной женщины, потому что резон в ее словах был, если бы вдруг в это время из ворот дома не показался хозяин, а следом за ним высоченный мужчина в военной форме. Хозяин и военный сначала огляделись вокруг себя несколько раз, потоптались, затем, устроив что-то вроде военного совета, вдруг направились прямехонько в их сторону. Первым шел хозяин, как бы показывая гостю дорогу, а гость, в расстегнутом френче, без фуражки, с взлохмаченной шевелюрой, все почему-то норовил отвернуть в сторону, и хозяин был вынужден удерживать его за рукав и что-то объяснять, как на ухо глухому.

— Никак меня потеряли? — схватилась женщина и, пригнув козе голову пониже, чтобы та не вздумала брыкаться в такой неподходящий момент или подать голос, посоветовала: — Уходить вам надо, сердешные, уходить. А то, не ровен час… Бегите уж тогда, сигайте в овраг…

Хозяин хутора и верзила-военный были еще далеко, но шли сюда довольно ходко, так что задерживаться здесь дальше действительно было опасно. И Башенин, дав знак Кошкареву, первым, как бы показывая ему пример, пополз к оврагу. У самого края, перед спуском, он остановился, пропустив Кошкарева вперед, понаблюдал, как тот зашуршал ветками, потом обернулся к женщине, поглядел ей прямо в глаза, словно хотел запомнить их надольше, и лишь после сильным рывком кинул тело вниз.

Достать фотографию Башенина и его экипажа для стенгазеты оказалось не так уж трудно — помог Насте с Раечкой лейтенант Козлов.

Как-то в полк, еще на старом аэродроме, прилетал корреспондент армейской газеты, он-то и сделал тогда несколько групповых снимков, в том числе и экипажа Башенина, правда, вместе с экипажем Козлова. Корреспондент расположил экипажи таким образом, будто они, еще не надев парашюты, обсуждали детали предстоящего вылета. На самом деле снимок был сделан после вылета, так как ни один уважающий себя летчик позировать у фотоаппарата перед боевым вылетом не согласится. Правда, корреспондент уговаривал их, чтобы они все же согласились сняться именно перед вылетом, ссылаясь на то, что на снимке под крыльями самолетов обязательно должны быть бомбы, для газеты это, дескать, очень важно. А какие могли быть бомбы, если сняться после вылета, когда бомбы сброшены. Но летчики его уговорам не поддались, и тот, махнув рукой, снял их после вылета. Однако снимок в газете не дали, и, может, как раз потому, что под самолетами не было бомб. А может, и по другой какой причине, кто его знает. Но корреспондент оказался парнем добросовестным и, как бы в порядке компенсации за неустойку, выслал этот снимок в полк, с припиской, что сожалеет и все такое прочее, да еще твердо пообещался приехать в следующий раз сделать для газеты снимки уже прямо в боевом вылете, с борта самолета. Такие случаи, когда корреспонденты летали, с особого разрешения, разумеется, на боевые задания, пристроившись с фотоаппаратом где-нибудь в кабине стрелка-радиста, хотя и редко, но бывали. Поэтому в полку к сообщению этого корреспондента отнеслись вполне серьезно и с понятным интересом, особенно же — лейтенант Башенин: корреспондент прямо писал, что хотел бы полететь на задание именно в экипаже лейтенанта Башенина. Но вскоре после этого письма до ребят дошли слухи, что корреспондент погиб, решив до приезда к ним в полк слетать на боевое задание еще в составе группы штурмовиков: снаряд разорвался прямо в кабине, и оба они — и корреспондент, и летчик-штурмовик — погибли. В полку его пожалели, а фотографию, что он до этого послал сюда, решили оставить у Башенина, которую он, как сообщил Насте лейтенант Козлов, хранил у себя в чемодане.

Так что теперь оставалось только открыть чемодан и достать фотографию оттуда.

Но Настя не захотела об этом и слышать.

— Как это так, человека нет, а мы — в его чемодан. Не хорошо, — заявила она не столько Козлову, сколько девчатам, так как разговор этот происходил уже у них в землянке, куда Настя с Раечкой вскоре пришли с реки и затащили сюда и лейтенанта Козлова. Козлов опять — на ловца и зверь бежит — повстречался им по дороге, и Настя, на этот раз уже сама остановив его, поведала ему с озабоченностью, что к завтрашнему дню им с Раечкой поручено выпустить специальный номер стенгазеты и они хотели бы поместить в этой стенгазете фотографию экипажа Башенина. Только где, мол, эту фотографию достать.

Козлов и рассказал где. Только добавил со смущением, что фотография, к сожалению, общая и как тут быть, не знает, потому что на фотографии его экипаж есть тоже.

— Может отрезать? — предложил он. — Возьмем ножницы и наш экипаж отрежем.

— Зачем отрезать? Только испортим. Дадим целиком, как есть, — решила Настя. — Два экипажа — даже лучше.

Девчатам эта мысль тоже понравилась, а больше всех — Раечке. Раечку обрадовало еще и то, что лейтенант Козлов предложил пойти за фотографией всем вместе. Она прямо-таки присела от такой приятной неожиданности и тут же начала как бы невзначай поглядывать в зеркальце, что висело на стене, и поправлять пилотку, чтобы она не слишком закрывала лоб или, наоборот, не слишком съезжала на затылок. А когда пилотка приняла подобающее ей положение и пряди волос на висках у нее тоже закудрявились так, как требовал момент, Раечка с таким же нетерпением начала поглядывать на дверь — она еще ни разу не была в землянке у летчиков и ей ужасно хотелось посмотреть, как там устроился ее Костик Козлов, с которым она наконец встретилась лицом к лицу.

Но Настя, к ее огорчению, была против того, чтобы идти в землянку и открывать чемодан без хозяина.

— Это неприлично, — стояла она на своем.

— Что же тут неприличного? Откроем — и все, — убеждал Козлов.

— Нет, нет, — не сдавалась Настя. — Рыться в чужих вещах…

— Так мы же ему не чужие в конце концов. Да и вы ему не чужая, — напомнил Козлов.

Повод был убедительный, возразить что-либо на него ей было трудно, но идти в землянку Настя все равно не решалась. Она боялась снова оказаться там, где заварила эту кашу, не хотела опять встречаться с летчиками, опять разыгрывать перед ними комедию. Больше того, она теперь вообще была не рада, что согласилась с Раечкой давать эту фотографию в стенгазету. Ей почему-то начало казаться, что с фотографией, вернее — с нею самой, когда она увидит ее, обязательно что-то произойдет. На миг ей показалось даже, что фотография — это всего-навсего приманка, чтобы потом, когда все откроется, ее позор выглядел еще чудовищнее. Она вдруг представила себе, что летчики давным-давно разгадали ее, давно уже знали, что она за сестра такая лейтенанту Башенину, да только почему-то продолжали поддерживать эту игру, делать вид, что ничего не произошло. Может, они полагали, что самозванка, дескать, еще не созрела в своем падении до конца, и ждали, когда она дозреет, чтобы потом, как только подойдет срок, а то и появится на аэродроме сам Башенин, устроить в память ее когда-то доброго имени фейерверк уже до самых небес. И от этой мысли, что внезапно опалила ее, Насте стало совсем худо, и она настороженно поглядела на Козлова, втайне страшась, что он чем-нибудь — хоть словом, хоть взглядом — подтвердит это ее ужасное предположение. Но ничего пугающего или настораживающего в поведении Козлова она не увидела. Тогда Настя перевела взгляд на Раечку, словно Раечка тоже могла быть с ними в заговоре. Но тоже не увидела в ней ничего, кроме нетерпения поскорее отправиться в землянку к летчикам. Но все равно Насте не понравилось это ее болезненное нетерпение, тем более что именно Раечка, а не кто-нибудь другой, вылезла с этой своей затеей насчет заметки в стенгазете о Башенине, словно без этой заметки и фотографии нельзя было обойтись, а теперь вот еще, судя по всему, готова была ринуться за предложение Козлова в бой. Как же, пеленать — так уж сразу по рукам и ногам, хватать — так уж мертвой хваткой.