Игорь Афонский - Здравствуй – прощай!

Это были два друга, оба выходцы из одной Среднеазиатской Республики, которые закончили в Отаре воинскую учебную подготовку по специальности «механик-водитель». Они оба были одной национальности, но уже не испытывали языкового барьера с другими людьми, так как приобрели хорошие навыки общения в первый год службы. Если им что-то было неясно, то требовали объяснения, не стеснялись этого. На первых порах всем незнакомым им людям казалось, что это своего рода придирка!

— Что ему ещё нужно?

Но, прикинув в уме «2 + 4», всё поставили на свои места. Вот, например, когда Рыба долго и доходчиво «окая», объясняет тонкости русского языка, чем вполне может поставить в большой тупик любого:

— От, берём юда от юда!

— Откуда что берём? — переспрашивают его.

— От, от юда.

Несмотря на внешнее сходство — тёмноволосые, невысокие, они очень отличались темпераментом. Один, назовём его «Звёздочка», как ошибка художника, который изобразил человека со светлой улыбкой, но если улыбка проходила, то оставалась только гримаса злости и недовольства. Он весь как ходячая пружина, на «шарнирах», движения быстры и порывисты. Идёт постоянное заискивание перед своим годом, как будто бы он ищет слабые места человека, чтобы потом по ним больно ударить. Все шуточки старые или пошлого характера, видимо, решив, что если смеются люди один раз, то это смешно будет всегда. К другим, на первых порах, он долго присматривается, потом, уже зная, что можно ожидать от человека, резко меняет линию поведения к нему. Это выглядит так. Сначала звучит просьба — «то сделай, это, пожалуйста», а при появлении кого-то со стороны, вдруг из него вырывается, вырастает «начальник», который с нервным криком, бранью начинает гонять своего напарника. Этот напускной гнев исчезает при выходе постороннего объекта из поля зрения. Такое двуличие коробит, но, смекая понятие «восточной» тонкости, всё равно остаётся недоумение.

«А зачем?»

При всём этом может быть очень внимательным, постоянно расспрашивает, учится тому, что не знает. Любит возиться в машине, когда присутствуют офицеры, которые понукают им, как «Киргизкой», но дело своё знает на все сто процентов. Изначально заложенное шутовское, заниженное положение в мужском обществе, как маскировка — что ли так легче.

Второй выглядел постарше, лицо круглое, настороженная улыбка, маска — человек изнутри. Являясь кандидатом в КПСС, ожидал в будущем разного рода изобилие благ, льготы при поступлении в институт и так далее. По месту службы «зарабатывал» себе характеристику, но повседневная жизнь подчеркивала его двойственность. Несовпадение слов с делом, постоянное издевательство над идеалами, которым должен поклоняться, даже внешне. Олег, который был в школе в комсомольском активе, уже «подустал» на этой стезе, чувствовал какую-то фальшь, наносное чувство долга. Когда ему предложили вступить в ряды КПСС, он откровенно спросил:

— А зачем? Вы, что, не видите, что жизнь меняется. Те, кто стоит у власти — зажрались, те, кто им помогает — ещё голодные, а те, кто просто пашет, но уже устали так жить, они терпеть этого так долго не будут!

На очередной бред кандидата он «отшил» его словами:

— Да, тебе муллой быть! Зачем тебе партия? Ведь дед басмачом, наверное, был?

Вдвоём — это зверинец в период прохлады, когда молодые самцы обезьян, ещё неутомлённые солнцем, сыты и пытаются заново поделить территорию. Но так как окопы для машин у них разные, то верещание длится долго, они просто не могут обходиться друг без друга, им смертельно скучно поодиночке! Не орать друг на друга на своём диалекте минут десять — это как не дышать воздухом! Вот сейчас, например, нужен торцевой ключ, очень редкий, скажем, на «сорок шесть», они могут его искать в течение дня, хотя один спрячет его у себя, а другой уже знает, где его нужно искать, но обвиняет во всём третью сторону!

— Да это Рыба во всём виноват! Давай, его сюда неси, а то покарябаем тебя зубами! Уши твои обломанные обгрызём! Рыба, давай!

Овка разведёт печально руками, улыбнётся в ответ, скажет, что это Костя-Пастух, наверное, у них взял без спроса. Нужно идти, искать. Исчезнет из виду на полтора-два часа, потом, когда вернётся, то принесет другой, такой же ключ. Те удивлённо на него посмотрят:

— Зачем?

Повертят в руках, целенаправленно постучат им по какой-то втулке или ступице, якобы, без него и дело стояло, затем вернут, продолжая распри уже по-другому, очень серьёзному поводу. Идёт идеологическая борьба, одна сторона обвиняет другую в несовместимости партийных интересов и таких низких профессиональных навыков.

— Ты, как кандидат в партию, должен всё уметь, а такой простой вещи не можешь сделать!

Другая сторона с пеной у рта, мол, не так.

— А причём здесь КП, да я бы мог всё ещё вчера сделать, а вот ты до сих пор шланг топливный не поменял, и хомут у тебя на машине висит и болтается.

И тут первая сторона, «Звёздочка», начинает кривляться, пытаясь в танце подмять «кандидата». Это тоже напоминает поведение молодых особей, которыё ищут удовлетворения в сексуальном плане. Конечно, на машине Звёздочки нужно что-то сделать, но за идейно-политическим спором все забыли об этом. Тут же достаётся ключ на «сорок шесть», меняется шланг, обтягивается хомут, регулируются зазоры, всё обтирается ветошью, ключ прячется: один, якобы, незаметно его убирает, а другой и не видит всего этого! Потом чешут бока, вытирают улыбки с лиц, работа заняла минут тридцать, не больше. О чём-то вспоминают, набрасываются на третью сторону, она во всём виновата!

— Вот, ты, Рыба не сделал вчера уборку, а твоя была очередь, сегодня тоже убираешь!

Рыба пытается увильнуть! Но киргизы дожимают тему, они явно не настроены убирать сегодня сами. Обступили длинноногого Овку, машут руками, что-то доказывают. Уступишь им сегодня — они будут ездить всегда! Поэтому Рыба сообщает им, что вчера он всё убрал, но вот Никита должен сегодня убирать, так как оставил возле машин своё «барахло», которое увидел Нос. А сам он уже занят, спешит на развод и уходит. Никита бежит мимо, окает:

— Не сейчас!

Меха ники-водители убирают сами!

Олег проснулся от невероятного холода, остывающее железо высасывало из его тела остатки тепла, и если бы не выпитое ночью спиртное, он бы уже покрылся инеем. Сидел он в кабине, стоящей на стоянке боевой машины пехоты, где кто-то из солдат оставил открытым верхний люк.

«А дома он тоже двери не закрывает?»

Едва выпрямив спину, затёкшую за эти ночные часы, он нелепыми, корявыми, далеко не плавными движениями выполз наружу, его выдавило из кабины. Так он мёрз ещё недавно на переходе, но в другой, боевой машине. Там приходилось спать в такой же холодной «железной банке», притом без подогревателей, таким образом берегли аккумуляторы. Холодной до такой степени, что кусочки кожи тела прилипали к частям корпуса кабины, если ненадолго соприкасались с ними.