Лайош Мештерхази - Свидетельство

Лайош Мештерхази в этом романе исследует жизнь политика-художника, где сам человек искренне и критически осмысляет свои жизненный путь, анализирует свои поступи и решения. Замысел автора раскрывается в воображаемой полемике двух героев. Оба они скульпторы. Один всю жизнь старался держаться подальше от политики, жил только своим творчеством, другой связал свою жизнь с рабочим движением, с политической деятельностью. В судьбе художника-политика писатель видит проявление высокой гражданственности человека. Изображая полную героизма, борьбы человеческую судьбу художника-политика, Лайош Мештерхази излагает тем самым собственное кредо жизни.

В последующих за этим романом произведениях Мештерхази изображает все ускоряющийся процесс развития социалистического общества в 60-е годы, затрагивает самые острые, актуальные проблемы нашего времени, показывает формирование нового человека, строящего социалистическое общество.

В романах «Каникулы» (1969), «Отцовское сердце» (1971), томе повестей «Тройной прыжок» (1974), а также в сборниках рассказов «Грустный клоун» (1972), «Глотатель шпаг и люди» (1977) Мештерхази анализирует новые социальные, моральные конфликты в сфере культурной жизни. Особенно ярко проявляется его мастерство в умении дать быструю и точную картину формирующейся действительности, хорошее знание психологии людей, огромный интерес к общественной и политической жизни страны и за рубежом.

Советский читатель знаком с мифологическим романом Лайоша Мештерхази «Загадка Прометея», принесшим ему широкую известность у нас в стране среди массового читателя. Много хвалебных слов было сказано в адрес его автора. В этом сложном произведении в полной мере выразилось все мастерство писателя, совершенное владение словом и формой, глубина философской эрудиции.

В 1979 году Лайоша Мештерхази не стало. Но произведения крупнейшего венгерского писателя, продолжают жить. Их пронизывает горячая страстность писателя-коммуниста, спорящего, доказывающего, убеждающего.

Роман печатается с небольшими сокращениями.

А. Чигаров

Шестого ноября до Будапешта впервые донесся гул артиллерийской канонады. Днем во внутренней, наиболее оживленной части города он был едва различим — тонул в громыхании трамваев, в рыке горбатых от громоздкой поклажи грузовиков и тягачей, пятнистых, под цвет местности, размалеванных транспортеров и песчано-желтых, изготовленных для Африки штабных машин, в стрекоте армейских мотоциклов.

Бесконечные вереницы тарахтящих, чем попало нагруженных обозных повозок и ломовых телег предпочитали пробираться через город боковыми улочками; выныривали они только у мостов через Дунай, чтобы там, сбившись в кучу, часами ждать своей очереди на переправу. Телеги были гружены всякой всячиной: одни — сеном, другие — ящиками с боеприпасами, третьи — в беспорядке наваленной мебелью, неуклюже огромными кусками железных конструкций, электромоторами, деталями разобранных станков. Да и сами ездовые — восседавшие на козлах старички — тоже, казалось, были собраны, как их поклажа, наспех, кто под руку попал: ополченцы, солдаты тыловых служб, легкораненые фронтовики в замызганных мундирах старинного, давно забытого покроя со стоячими воротниками, а то и просто в гражданской одежде, из армейского на них — только трехцветная повязка на рукаве да пилотка. А кто даже и вовсе без пилоток. На некоторых повозках маячили нилашисты [1] Нилашисты — члены венгерской фашистской партии «Скрещенные стрелы». — все в черном, только рубашки зеленые, на поясе — ручные гранаты с ярко-красными запорными кольцами и неизменный автомат через плечо.

Порой, примостившись рядом с ездовым, на повозке ехали где венгерский, где немецкий солдат, — «сопровождали груз», не желая тащиться через весь город пешком… В таком гаме порой и собственного голоса не слышно, не то что отдаленной артиллерийской канонады. Но зато ночью, в глухой предрассветной тишине, старые, чуткие окна мелко задребезжали, вторя неясному бормотанию тяжелых орудий.

Часам к трем утра орудийная пальба стала громче и чаще, а к четырем она громыхала уже беспрестанно, так что ото сна воспрянули десятки тысяч жителей города, безмятежно дремавших в своих теплых постелях за темными стеклами окон, за черными картонными листами светомаскировки, в огромных городских джунглях под гордыми сводами особняков и под тысячами скромных крыш. Вспрянули, пробудились и либо совсем позабыли о сне, либо прислушались к гулу всего на одно мгновение и, вплетя его в киноленту своих снов, задремали опять.

В Буде [2] Буда — часть Будапешта на правом гористом берегу Дуная. , в большом «доходном» доме по улице Аттилы, гул канонады разбудил г-жу Шоош, вдову окружного судьи доктора Антала Шооша. В первый миг она не на шутку перепугалась, решив, что проспала сирену воздушной тревоги и не ударила в подвешенный перед ее дверьми железный рельс. Г-жа Шоош была сигнальщицей ПВО в доме.

Вскочив с постели, она сунула ноги в тапочки и стремглав помчалась через обе комнаты к наружной двери, все время прижимая руку к сердцу — чтобы оно не выскочило от страха, а также чтобы придержать чуточку великоватые, озорно подпрыгивавшие на бегу груди. Только в передней г-жа Шоош остановилась, удивленная: в доме царила мертвая тишина… «Не может быть, чтобы проспал весь дом и никто ничего не слышал! Да и гул Другой какой-то, не похожий на бомбежку».

И вдруг оторопела: это же не бомбежка. Это гремят пушки!

Накануне вечером кто-то по секрету шепнул ей, что русские уже совсем близко. Но чтобы грохот их орудий уже будил людей в городе?.. Судейская вдова вернулась в спальню.

Вчера ей довелось говорить с человеком, своими глазами видевшим, как взрывали дунайский мост Маргит… а теперь вот и это…

Госпожа Шоош знала, что больше ей все равно уже не уснуть. Поэтому она уселась в постели и достала из-под подушки не доконченное вечером вязанье. Г-жа Шоош вязала теплые набрюшники для солдат. Два года назад, когда венгерская Вторая армия еще вела бои на Украине, какое-то благотворительное женское общество попросило г-жу Шоош принять участие в вязке «согревающих поясов». С тех пор Вторая армия уже давно была разбита, а у оставшихся в живых венгерских солдат, право же, были совсем другие заботы, поважнее согревания живота. Да и само женское благотворительное общество давно уже больше не давало ни заказов, ни пряжи на пояса, но г-жа Шоош сама находила пряжу и с удивительным постоянством продолжала вязать и вязать.

Госпожа Шоош, пятнадцать лет назад потерявшая мужа, члена окружного суда доктора Антала Шооша, но, несмотря на свои тридцать девять лет и склонность к полноте, все еще остававшаяся привлекательной, — разумеется, для любителей толстушек, — с искренней любовью вязала теплые набрюшники для бедных солдатиков.