Владимир Богомолов - Момент истины

Гроза разыгрывалась не на шутку.

Раздирая темную громаду неба, молнии на мгновение озаряли окрест, и снова все погружалось во мрак, и гром внушительно встряхивал землю.

Дождь полил сплошной стеной, словно на небе у какого-то колоссального сосуда отвалилось дно и потоки воды низверглись на землю.

Плащ-накидка пропиталась насквозь, затем постепенно намокло все, что было на Андрее, – и гимнастерка, и брюки, и пилотка, даже в сапоги непонятно как набралась вода. От дневной жары не осталось и следа, холодная мглистая сырость плотно охватывала тело. Зубы у Андрея выбивали частую дробь, да и весь он дрожал.

«Нужно в любых условиях ничего не упустить и себя не расшифровать», – наставлял самого себя Андрей; на память ему пришел случай с Таманцевым в Смоленске.

Зимой, после освобождения города, за одним из домов было установлено наблюдение: по агентурным данным, в нем находилась явочная квартира германской разведки. Таманцев, придя на смену, определил, что наиболее удобное место для наблюдения – старая, заброшенная уборная посреди двора. Еще до рассвета он залез внутрь, и напарник запер его, заложив дверь доской, – так было прежде.

Мороз был около двадцати градусов. Когда же Таманцев попытался греться, переступая с ноги на ногу, то оказалось, что ветхое сооружение от малейшего движения скрипит и шатается – того и гляди, развалится. По двору же беспрестанно ходили.

Чтобы не обнаружить себя, Таманцев вынужден был простоять не шевелясь свыше десяти часов.

Сведения о явочной квартире не подтвердились, и вспоминал он об этом приключении с улыбкой, хотя кончилось оно для него весьма печально: он так поморозил ноги, что месяца два провалялся в госпитале, где ему чуть было не ампутировали стопу.

Меж тем гроза на какое-то время утихла, чтобы вскоре разразиться с еще большим ожесточением. Злостно нарушая маскировку, молнии блистали одна за другой, и где-то совсем над головой оглушающе гремело и грохотало.

Казалось, разгулу стихии не будет конца. Однако в десятом часу ливень затих так же внезапно, как и начался. Гроза переместилась немного южнее, впрочем, на небе не было ни единой звездочки, и тихий обложной дождик не переставал. Отдаленные молнии полыхали чуть реже, каждый раз выхватывая на мгновение из мрака темные от дождя домики и палисады.

При одной из вспышек Андрей увидел бредущую под дождем фигуру в плащ-накидке и, уже когда снова все погрузилось в темноту, сообразил, что это Алехин – приехал и ищет его.

Надо было как-то дать о себе знать. Условные сигналы для леса Андрей помнил, но как это сделать сейчас, в городе, не представлял. Лишь минут через десять капитан, искавший его в темноте чуть ли не ощупью, приблизился настолько, что Андрей решился и тихонько окликнул его.

– Ну как, они в доме? – прежде всего осведомился Алехин.

– Д-да… – силясь не стучать зубами, проговорил Андрей. – Никто не выходил.

– Порядок… Тогда порядок, – облегченно сказал Алехин, запахиваясь в плащ-накидку, и улегся на мокрую землю рядом с Андреем.

Светящиеся зеленые стрелки показывали без четверти десять. «Неужто до утра придется валяться здесь в грязи, дрожа от холода и сырости?» – сомнение в необходимости наблюдения за домом ночью одолевало Андрея.

Время тянулось нестерпимо медленно. Андрею показалось, что часы остановились, он поднес их к уху, услышал ровное тиканье и снова всмотрелся в темноту. «Вот гадство, – невесело подумал он. – Они себе спят спокойненько, а ты – мерзни!»

Алехин недвижимо лежал в метре от него по ту сторону куста. При вспышках молнии был виден профиль его скуластого, прикрытого до самых глаз капюшоном лица.

Наконец Андрею стало невмоготу, и дрожащим от холода голосом он нерешительно позвал:

– Т-товарищ к-капитан!

Алехин шевельнулся и шепотом спросил:

– Чего?

– Вы д-думаете, к-кто-нибудь выйдет?

– Думаю, надо продолжать наблюдение, – сказал капитан, и Андрей пожалел, что задал этот вопрос.

– Но до утра х-хождение з-запрещено, – попытался как-то аргументировать он.

– Ты вчера ходил, тебя кто-нибудь задерживал?… А в дождь тем более… Ты погрейся, – предложил капитан. – Только без шума! И не подымайся…

Андрей, подумав, перевалился на спину и заелозил на плащ-накидке, быстро и с усилием двигая руками и ногами; но согреться ему не пришлось.

– Тихо! – Алехин схватил его за плечо.

Свет желтой неяркой полосой вырвался от дома и тут же погас. Сквозь реденькую пелену дождя капитан в какой-то миг успел заметить в дверном просвете фигуры двух человек – кто-то вышел из дома.

Алехин сжал Андрею руку. Но напрасно они напряженно вглядывались в темноту: в трех шагах ничего не было видно. Сквозь тихий мерный шум дождя чуть слышались шаги и совсем невнятно – разговор вполголоса: кто-то шел от дома к калитке.

Алехин до боли сжимал руку Андрея; шаги приближались.

– Успеете. До поезда почти час, – послышался негромко, но явственно мужской голос.

– Може, на товарнем пояду, – с сильным польским акцентом отвечал другой.

Заскрипела калитка.

– Счастливо доехать.

– Довидзеня!

Спустя мгновения зарница медленным отблеском осветила за штакетником темную фигуру, возвращавшуюся к дому, и вышедшего из калитки. Это был низкий толстый человек в брезентовом плаще и черной фуражке; он шел, ощупывая дорогу палкой, воротник плаща был поднят.

– Иди за ним, – быстро зашептал Алехин в ухо Андрею. – До станции его не трогай. А когда сядет в поезд, нужно проверить у него документы. Сбегай к коменданту и от моего имени попроси проверить… Только весь вагон, а не у него одного, понимаешь?… В любом случае надо установить его личность! Под благовидным предлогом и без шума. Он, видно, поляк и вроде железнодорожник… Будь осторожен! Иди!

Андрей поднялся и, оставив плащ-накидку Алехину, осторожно двинулся вслед за неизвестным. Он шел вслепую, дрожа от холода; мокрые шаровары и гимнастерка плотно облегали тело, в набухших сапогах хлюпала вода. При каждой вспышке молнии он, поспешно пригибаясь, чуть ли не ложился на землю и видел, что человек в плаще, не оборачиваясь, идет шагах в пятидесяти впереди.

Андрей слышал, как он, очевидно упав или споткнувшись, крепко выругался по-польски; потом юноше стало казаться, что звук шагов делается все тише, удаляется…

Андрей ускорил шаг и в тот же миг оскользнулся; пытаясь удержать равновесие, взмахнув руками, дернулся всем телом и полетел в канаву. Он больно ударился правой скулой и бровью; жидкая холодная грязь залепила лицо. Проклиная мысленно эту ночь и ненастье, отплевываясь, он ощупью отыскал лужу, обмыл лицо и утерся рукавом.

Дождь почти перестал, где-то впереди прогудел паровоз, и все. Никаких шагов не было слышно.