Анатолий Занин - Белая лебеда

Федор Кудрявый, насупившись, сидел в углу. Он никогда не танцевал. В детстве упал с дерева, сломал руку, она неправильно срослась и стала короче.

У меня было неважное настроение: как наказанный, весь вечер танцевал с Танькой Гавриленковой. Странная это была девушка. На вид очень даже симпатичная: чернобровая, сероглазая и стройная. Но вот беда: глаза эти серые были у нее хитрющие, будто все время смеялись над тобой, и потому отталкивали, вызывали разочарование.

Каждый из нас нет-нет, и глянет тайком — она на Димку, а я на Ину Перегудову. Они танцевали на освещенной середине фойе. Ина была в голубом платьице и белых парусиновых туфлях, начищенных зубным порошком, а Дима — в широченных штанах и старенькой отцовской рубахе.

Улыбаясь, Ина что-то быстро говорила Диме, а тот с невозмутимой серьезностью ее выслушивал. Но всем было понятно, что для них в эту минуту ничего не существовало: только они да еще музыка.

Вот тут я и выкинул номер. Сначала ускорил темп танца, затем далеко выставил руку, разогнал танцующих по углам и наконец загорланил: «Как хороши, как свежи были розы…» Увидев, что и Димка не выдержал, увел Инку подальше от греха, я злорадно расхохотался.

Из угла, где сидел Федор, мне усиленно замахал Ленька.

Я на большой скорости подтанцевал к друзьям, хлопнул по стулу ладонью:

— Садись, Танечка, знай наших!

Ленька загадочно подмигнул мне и таинственным шепотом сказал, что есть интересное дельце. Но будто сквозь его преданную улыбку я увидел Димкину руку, небрежно лежащую на тонкой талии Инки.

Я повернулся и поспешил к выходу.

— Кольча? — удивленно крикнул мне вслед Ленька. — Ты же не знаешь, что мы задумали.

Но я уже сбегал с высокого деревянного крыльца, затем миновал цветник с клумбами львиных зевов и ночной фиалки, которые своим запахом вызывали смутные и неосуществимые желания. Я плелся через пустырь, мимо длинного беленого забора.

Неужели без Инки нет для меня ни радости, ни житья?

У самого дома меня догнала Танька.

— Фу! Ну и бежишь!.. Чего это ты так? Танцевал, танцевал и — на тебе… Не переживай, Кольча…

Но я будто не слышал ее. Вернее, слышать-то слышал, но что она говорит, не понимал. Присел на сруб колодца, достал папиросы «Ракета», тонкие, горькие, зато самые дешевые. Жадно затянулся острым дурманящим дымом.

Танька с презрительным смешком упомянула Инкины парусиновые туфли, не забыв при этом хвастливо приподнять свою длинную красивую ногу в белой туфельке. Тут же она гневно пообещала что-то припомнить Димке. Она явно меня подстрекала против друга. Но я курил и молча смотрел на тихие огни, взбирающиеся к звездам по крутому склону террикона. Огни ритмично мигали, закрываемые вагонеткой, медленно ползущей с пустой породой вверх, или облегченной, скользящей вниз.

И так день и ночь, из года в год. А террикон рос и рос, курился сернистым едучим дымом.

Луна даровым серебром поливала дома, сады и настырную лебеду вдоль заборов. Посмотреть со стороны: красиво, но кто не понимал всей убогости мазанок с жалкими огородишками и садиками?

Я и не заметил, как ушла Танька. Все переживал свою отверженность. И не подозревал тогда, что эта отверженность во мне на долгие годы, да что там! На всю жизнь! Но это я только сейчас понял.

Испить бы живой водицы из волшебного родника и превратиться в прежнего мо́лодца…

Пионеры пригласили в школьный музей. Я долго смотрел на фотографии выпускников сорок первого. Немало фотокарточек обведено черной тушью. Совсем еще мальчишки. С первым пушком над верхней губой.

Оставшиеся в живых выглядели стариками. Мы с Димой Новожиловым оказались и здесь рядом. Юноша и старик… Будто мой сын…

Дима Новожилов никогда не состарится ни здесь на фотографии, ни в моей памяти.

…В конце улицы, упирающейся в шахтные ворота, раздался смех, потом — рокочущий говорок. Это окончилось кино, и люди расходились по домам. Я уже несколько раз видел «Шумные соседи» — американский боевик с погоней и стрельбой. Когда улица опустела, послышались знакомые голоса. Почему-то мне захотелось спрятаться, уйти, чтобы не видеть Инку, но я продолжал сидеть на срубе. Это были Дима и она.

— Я все поняла, Дима! Больше ко мне не приходи! — говорила девушка с горечью. — Целуйся со своими книжками! Да мне с Кольчей веселее… И с ним куда хочешь!..

— Ну что ж… — медленно проговорил Дима и вдруг холодно засмеялся: — А что? Он хоть куда, мой лучший друг… Он лучше меня!

— Перестань! Какое самопожертвование! Значит, ты уступаешь?

— Ого! — Дима остановился. — Это что-то новое…

— А ты как думал? И у меня терпение лопнет!

Тут они увидели меня и остановились в нескольких метрах, на краю железнодорожной выемки, заросшей в том месте лопухами и лебедой. Из нее-то неожиданно и высунулось нечто белое, с горящими глазами и пылающим ртом.

— У-у-у! — жутко загудело привидение. — Змей и болотный хмырь, черти и ведьмы, собирайтесь, прилетайте на шабаш…

Из выемки выскочили еще двое в белом, с пучками лебеды на головах и с вениками в руках. Они оглушительно завопили, засвистели и пустились плясать вокруг Ины и Димы. А когда привидение страшно захрюкало утробным голосом, Ина вскрикнула и бросилась бежать, налетела на меня, уцепилась и захныкала.

Дима прыгнул на привидение, сбил голову с горящими глазами, сорвал простыню и свалил хохочущего Леньку. Сбросив простыни, Федор и Татьяна не могли и слова вымолвить, смеялись до слез.

У Леньки была высушенная тыква с прорезями для глаз и рта. Внутри зажигалась свеча, и тыква привязывалась к голове. Не раз Ленька пугал таким манером девчонок на своей улице. Я об этом давно слышал, а Дима из-за рассеянности едва не попался на удочку. Возможно, Инкин визг и заставил его броситься на привидение. Впрочем, к своему промаху он отнесся шутливо, посмеялся вместе со всеми. А Ленька косился на Димку и щупал голову.

— Но от тебя, Федя, я никак не ожидала, — упрекнула Кудрявого Ина. — Чуть до смерти не перепугал. Больше всего боюсь мышей и привидений. Когда папа рассказывает про чертей, я потом долго не могу заснуть. А все-таки здорово придумали! Прямо артисты…

— Из погорелого театра, — не преминул уточнить Дима и сам же рассмеялся.

Мы с трудом разместились на срубе, сидели боком и придерживали друг друга локтями, чтобы ненароком кто не свалился в колодец. Впрочем, ночь была такой душной, от земли, нагретой солнцем за день, несло таким теплом, что впору было и броситься вниз головой, ухнуть в спасительную родниковую темень.

Разговор плелся еле-еле, и Ленька со своим въедливым смешком предложил прыгнуть в колодец просто так, от нечего делать. Взяться всем за руки и свалиться. Он обнял девчонок, они с визгом отскочили от сруба. И тут Дима сказал, что горный институт впервые устраивает «День открытых дверей» и такое событие нельзя пропускать. На завтра объявляется поход в город! Нет, умел он поворачивать наши стихийные желания в нужную колею. Мы тянулись за ним, как за поводырем. Впрочем, в последнее время Леонид и Федор взбунтовались, пытались во всем ему перечить.