Георгий Кулаков - Дневник комиссара

«19 ноября.

Решили выступать ближе к фронту сегодня, в 21.00. Там работа живее, чем здесь, тут только воевать с карателями!

Мы двинулись на Восток, ближе к фронту, туда, где много фашистских войск, где интенсивное движение частей, где ждет нас партизанский труд».

Нам предстояло перейти Десну. Задача не из легких, так как река еще не совсем стала. Кроме того, и это, пожалуй, самое главное, гитлеровцы строили на ней большую оборонительную линию на случай прорыва советских войск. Мы знали, что мостов на Десне нет, существует только паром, усиленно охраняемый немцами. Разведать место переправы было поручено капитану Луковенко с его группой. Он ушел вперед, а мы двигались следом, ориентируясь на «вехи», которыми снабдили дорогу бойцы отряда Луковенко.

Мы вышли в район Десны и были поражены царившим там опустошением. Нас встретили безмолвные, сожженные деревни. Странно и дико торчали трубы развалившихся печей. Ветер мел серый снег, смешанный с пеплом, свистел и завывал в трубах. Удивительно, как долго может сохраняться запах пожарищ. Удивительно, как долго можно помнить этот запах. А может быть, при взгляде на пепел человек вспоминает, как пахнет война? Память властно объединяет цвет и запах в одно понятие…

Над Десной лежали черные трупы деревень, а их уцелевшие обитатели, немногочисленные и потерянные, ютились в хибарках, построенных из обгорелых досок и бревен. Река блестит, как полированный стол. Луковенко нашел отличное место, тихое, незаметное для противника, с прочным, крепким льдом.

Сначала пустили лошадей.

Катастрофа!

Ни одна лошадь не может сдвинуться с места. Они не подкованы, копыта разъезжаются, и лошадь валится. Молодец Луковенко, он и здесь нашел выход. Предложил перетаскивать лошадей на канате.

Ох, нелегкая была работа!..

Мы благополучно преодолели Десну и двинулись дальше. После Жуковки начался наш тяжелый переход.

Идем партизанским строем, затылок в затылок, по следам друг друга. Идем без дороги. Метров на двести вперед выдвинуто передовое охранение, метров на триста сзади отстает от нас тыловая охрана. Обоз невелик, всего две-три подводы для раненых и больных. Всю посуду, все хозяйственные принадлежности несем на себе.

Идти мы должны возможно тише. Мы боремся с шумом. Мы искореняем шум, мы уничтожаем его: обвязываем тряпками металлические предметы, привязываем все, что может столкнуться и вызвать резкий звук, но то и дело где-нибудь в цепи звякнет бидон, цокнет о приклад котелок. Ох, уж эти хозяйственные бидоны, сколько неприятных минут они доставили!

Мы голодны. Зверски голодны! Плюс ко всему у нас кончилась соль. Теперь мы едим конину без соли. Еда не из приятных, но и она кончается. Кто-то из ребят предложил нарезать вареную конину ломтями и выставлять на мороз. Она затвердевает и кажется соленой. Самообман, конечно, но полезный самообман. Нужный.

На переправе через Десну местные жители дали нам немного хлеба. Увы, он так быстро кончился.

У нас было много сливочного масла, килограмма по три-четыре на бойца. Вначале мы объявили это масло НЗ, но затем пришлось его есть, так как никакой другой еды у нас не оставалось. К сожалению, масло тоже несоленое. Бойцы глотали его кусками.

Вот и первые ласточки нашего «спартанского» образа жизни, цинга. Выпадают зубы, болят десны, кое у кого появились нарывы. Доктор знай поит всех марганцовкой. Но и она дефицитна, нужна для ран.

Последний переход мы сделали за тридцать три часа. Устали смертельно. Когда стемнело, Медведев отдал распоряжение:

— Остановить колонну, привал на двадцать минут.

Нашему начальнику штаба место для отдыха чем-то не понравилось. Он вертел головой, оглядывался. Наконец, вижу, зажег спичку и читает какую-то вывеску. Я заметил надпись: «Ахтунг».

— Эй!

Подхожу к Михаилу Ивановичу Сиповичу. Он спокойно сообщает:

— Мы уселись прямо на минном поле.

Вот это да! Осматриваемся и действительно видим, что находимся на большом поле, огороженном проволокой.

Дмитрий Николаевич скомандовал:

— Внимание! Мы находимся на минном поле. Осторожно вставать, отходить след в след, никуда не сворачивать.

В этот же ночной переход и случилось еще одно памятное событие. Шли мы напряженно, тяжело. Места были открытые, очень удобные для нападения. Фашисты то и дело бросают красные, зеленые, белые ракеты. Настоящая иллюминация, от которой лучше держаться подальше. Внезапно обнаруживаем в полукилометре от себя деревню. Дмитрий Николаевич велел залечь и молчать. Небольшая группа вместе с проводником вышла разыскивать дорогу.

Медведев приподнялся, оглядел залегших партизан и вдруг разъярился. В центре колонны кто-то курил. Курил махорку, из самокрутки сыпались искры. Если в деревне гитлеровцы…

На вызов Медведева явился из хозвзвода парень по имени Алеша. Медведев помолчал, потом спросил:

— Кто разрешил курить?

И вдруг молниеносным движением сбил Алешу с ног.

— Тебя расстрелять за это надо! Жаль, шум нельзя поднимать. Ступай и не попадайся!

Потом, смущенный этой внезапной вспышкой гнева, Дмитрий Николаевич попросил меня провести разъяснительную беседу по всем подразделениям. Конечно, это не метод воспитания в Красной Армии, но в данном случае сказались обстановка и нервное напряжение. Впрочем, бойцы Медведева не порицали, понимали, что виноват Алексей, что из-за него мог погибнуть отряд.

А он, главный виновник происшествия, извлек из ситуации максимальную пользу. После этого случая Алеша бросил курить.

Волею судьбы или случая порой создаются такие коллективы людей, которые с момента их возникновения следует признать неудачными. Таким коллективом был партизанский отряд капитана Шурухина, присоединившийся к нам после налета на Хотимск. Их командир был милейшим человеком, храбрым воином (позже он удостоился звания дважды Героя Советского Союза и стал генерал-майором), умелым, находчивым, опытным, но справиться с дисциплиной в своем отряде, собранном с бору по сосенке, не мог.

Что-то было не так среди шурухинских бойцов, и до встречи с нами они вели самый произвольный образ жизни. Партизанская деятельность их сводилась к поиску пропитания, а в некоторых случаях и выпивки.

Дмитрий Николаевич выстроил сорок девять этих воинов перед нашим отрядом и провел с ними беседу. Он рассказал о положении на фронте, о том, что нужно нам делать в тылу врага, объяснил ситуацию в районе. Заключил он так:

— У нас имеются сведения, что вы ведете себя не так, как подобает бойцам Красной Армии. Я включаю вас в свой отряд и буду сам следить за вашим поведением.

Отряд Шурухина был присоединен к нам в виде отдельной группы. И конечно, почти сразу же начались нарекания, недовольство, жалобы. Им не нравилась наша несоленая конина, им не нравилась наша крепкая, соленая дисциплина. Им не нравилось все. Вспоминались деньки золотые, когда под самогон беспрепятственно уплетались свинина, и баранина, и другие вкусные вещи. Особенно бесчинствовала группа, которая позже всех присоединилась к Шурухину.