Роальд Недосекин - Большой Хинган

Андрей, сидя в будке, свернул цигарку и нервно курил, поминутно сплевывая прилипавшие к губам крошки табаку. «Авантюра!» — думал он. Они вносовцы, а не разведчики. Японцы, наверное, проложили железнодорожный путь, бронепоезд пригнали. Позади идут главные части корпуса. Им и карты в руки. Такое было чудесное настроение. Утром дождь, толпы освобожденных китайцев, красные повязки и флажки… И пьянящая мысль: совсем немного — и Хинган останется позади, а по равнине части фронта мигом докатятся до Порт-Артура или до другой точки, где соединятся все фронты. И — победа!.. Глупее глупого лезть сейчас на рожон!

Легоньков, затянув под подбородком ремни наушников, припав к рации, вертел ручку настройки приемника. Искал в эфире радиостанции частей, находившихся неподалеку. Елпанов разматывал шнур микрофона, татарское, в рябинках лицо его было спокойным. Ерзал на своем месте Кокорин, зажав в коленях автомат, хмурился Колобов — может быть, он думал так же, как Кречетников.

— Что, братцы-кролики? — не выдержал Андрей. Вонючую цигарку он швырнул в открытую дверь. — Покажем японцам нашу храбрость. Грозная сила: семь автоматов!

Кокорин, вздохнув, отвернулся к оконцу. Елпанов положил микрофон на столик и зачем-то отряхнул ладони. Колобов криво усмехнулся:

— Постучи, чтобы остановился.

Ефрейтор махнул рукой.

Автомашина замедлила ход, потом остановилась. Солдаты тотчас вылезли.

— Капитан!

Китаец-проводник жестом указывал на овражек, который вел на самую вершину горы.

— Сержант! — Кречетников решительно шагнул к Ниязову, ноздри его горбатого, с кривинкой носа раздувались. — Ты нам объясни, что хочешь делать!

— Подожди, Кречетников, — Ниязов посмотрел на Легонькова: — Что там, Иван?

— Морзянки много, а чтобы работали микрофоном на длинных или средних волнах — никого не слышал, — ответил старший сержант.

Китаец нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Он был бледен, но его лицо не выражало страха.

— Так сделаем… — Ниязов подобрался, теперь спорить с ним было невозможно. — Легоньков, Елпанов — вы возьмите рацию. Колобов и вы, Кречетников, пойдете тоже. Лесин и Кокорин останутся у машины.

— Сержант! — Голос Андрея прозвучал напористо. — Объясни, наконец, задачу. Чего ради мы попремся туда?

Ниязов покраснел, но ответил ровным, даже мягким тоном, как, наверное, разговаривал в классе с учениками:

— Если действительно на тайной железнодорожной ветке находится японский эшелон — постараемся связаться с дивизией или корпусом. Во всяком случае, проверить обязаны. Мы солдаты.

Андрей отошел в сторону и поправил за спиной автомат.

Магические слова «мы солдаты» сняли все вопросы, отмели все сомнения. Подумалось, рановато ты списал себя на «гражданку». Вспомнился разговор на марше, еще в Монголии. Он тогда сказал, что в этой войне изловчится, «прокантуется» как-нибудь, не подвергая себя опасности. Но вот сказано «мы солдаты», и в душе утвердилось чувство, перед которым отступило все личное, мелкое. Чувство долга перед Родиной.

Легоньков и Елпанов взвалили на спины закрытые крышками зеленые металлические коробки. Как положено — упаковка приемопередатчика у начальника радиостанции, упаковка питания — у рядового. С увесистым этим грузом радистам-вносовцам ходить приходилось только на занятиях в Монголии.

— Не забывайте, пишите! — с мрачной иронией попрощался Кречетников с Кокориным и Лесиным.

Китаец пошел впереди. Подъем в гору был для него делом привычным. К тому же он не тащил никакого снаряжения.

Двигавшийся за ним Легоньков вскоре шумно запыхтел. Шея старшего сержанта стала свекольного цвета. Андрей пожалел приятеля, взял его автомат. Автомат Елпанова понес Колобов.

Ниязов, задержавшийся, чтобы дать наставления оставшимся у автомашины солдатам, догнал группу на середине горы. На ходу достав из полевой сумки листок бумаги, он передал его Легонькову:

— Волна и позывные разведотдела корпуса.

Старший сержант, прочитав, вернул листок.

Комья спекшегося песка рассыпались под ногами. На камнях, подняв головки, неподвижно лежали маленькие ящерицы. В сухой траве ползали крупные зеленые кузнечики.

Вот и вершина горы. Она оказалась плоской, как стол. Проводник сделал знак остановиться и, сложив ладони рупором, издал певучий возглас. Тотчас неподалеку, словно из-под земли, выросли фигуры людей.

На рукавах у китайцев были красные повязки. Подняв руки, они вполголоса крикнули «Шанго!». Затем одновременно показали, что надо еще немного пройти вперед.

Всего теперь было не менее пятнадцати человек. Солдаты с любопытством рассматривали присоединившееся к ним безоружное воинство.

Кречетников вдруг содрогнулся, поняв, что перед ними нет ни одного человека, выбравшегося из каменоломен целым, без увечий. Все эти люди прошли японскую каторгу, которая была, наверное, не менее страшной, чем гитлеровские концлагеря.

У пожилого, со слезящимися глазами китайца безжизненно висела левая рука, и культю — кисти не было — обматывала грязная, бурая от крови тряпка. Юноша чахоточного вида мог лишь мычать сквозь разбитые распухшие губы. Одному китайцу японцы обрубили уши, и голова его казалась неестественно круглой; лицо другого пересекал недавний глубокий шрам… Скелеты, обтянутые кожей, воплощенная ненависть — вот кто эти люди…

Старший среди китайцев что-то взволнованно объяснил Ниязову, указывая вниз. Колобов, спустившийся на несколько шагов по противоположному склону, крикнул:

— Сюда!

Кречетников, оказавшийся возле Колобова первым, сразу увидел внизу две ниточки поблескивающих рельсов. Они огибали гору, словно крадучись, вплотную прижавшись к ее подошве.

Андрей поднялся на плоскую вершину, а вниз к Колобову спустился Ниязов.

Китайцы, расположившись по краю спуска, неотрывно глядели вниз. Они негромко переговаривались. Когда кто-нибудь оборачивался и встречался взглядом с солдатами, на лице этого человека появлялась улыбка, и он поднимал руку со сжатыми четырьмя и отогнутым большим пальцем.

Снизу вернулся Ниязов. Его лицо было озабоченным.

— Вызывайте корпус, — распорядился он. — Китайцы утверждают, что эшелон самураев тут, под горой.

Легоньков надел наушники, поднес ко рту микрофон и включил рацию. Глядя на помигивающую лампочку индикатора, он начал звать:

— Радуга, Радуга, я ноль сто двадцать девять. Имею срочную радиограмму. Ответь, как слышишь. Прием.

— Услышат — все равно сразу не ответят. Сперва выяснят, кто мы такие, — проговорил Елпанов.

— Говорите открыто: армейский пост ВНОС! — приказал сержант. Он положил на землю автомат и снял через голову полевую сумку. — Если не отзовутся — связывайтесь с РП.