Висвалд Лам - Одну лишь каплю даруй, источник

А чего еще я мог бы попросить?

Я доходил до Саулкрастского шоссе. Черная, залитая солнцем битумная гладь дороги. Куда, куда? Ревя моторами, тарахтя и громыхая кузовами, мимо проносятся машины. Где кончается путь? Там, за Гауей, — на прицерковном склоне. А дорога осталась и после Мел-лаусиса, все мы остались и продолжаем путь. А после нас? Дорога останется, путь останется. Как далеко?

Я гляжу, как из вод Гауи вырастают бетонные опоры железнодорожного моста — серые, грузные, как плечи исполина, который скоро примет на себя груз стальных переплетений. К противоположному берегу — два металлических, белых рельса. И дальше, дальше — точно струны вечного беспокойства, которые звучат в мире, в жизни, в людях.

Я валюсь на спину в конском загоне и устремляю взгляд в серо-синюю вышину. Клочки мелких облачков, за одним чернеет еле видный крестик — он медленно движется вперед, до меня доносится далекая песня пропеллера. Вдруг замрет мотор, последний залп хлестнет в бесконечность, и останется только песчаный холмик на склоне холма. Сколько времени дается для полета, сколько минут? Долгие годы, краткие годы — что чувствую я, как мне кажется, и как судят те, чья спина уже согнулась, лицо изморщинилось, чьи волосы уже проредила старость? Жизнь, вся человеческая жизнь.

Я выхожу к морю. За мною остаются раскаленные солнцем дюны, Гауя исчезает в море, я теряюсь среди морского берега. Во мне что-то кричит — испуганно, резко, мучительно. Может быть, это «что-то» вторит крикам чаек. Я чувствую себя таким крошечным, таким ничтожным, неопытным, ничего не знающим. Море спокойно лежит у моих ног — глубокое, щедрое, опасное. Может быть, сейчас оно взбунтуется, взобьет белую пену, поглотит меня. Мне дарован краткий миг, чтобы раздобыть что-то из глубинных сокровищ, — к сожалению, я не знаю, как их достигнуть, совсем как глупый цыпленок роюсь в высохших морских водорослях. Янтаря в них нет. Никогда я его не найду, всегда буду тосковать по красоте, по возможности раскрыть тайное…

Последний вечер в Заколье. С высокого вымытого берега я закидываю в глубь Гауи свое жертвоприношение: старую отвертку. Больше у меня ничего нет, одна отвертка, но не думайте, что это какая-то ерунда. Это волшебная отвертка, иногда она становилась мечом героя, иногда огнестрельным оружием, иногда служила скипетром, а иногда ключом, которым можно было открыть Дворец Света. О, такой отвертки еще никогда, еще нигде, еще ни у кого на свете не было.

Это было жертвоприношение, обещание, клятва. Я вновь и вновь буду возвращаться к Гауе. Здесь начинается мир. В полдневный зной, когда солнце рассекает самые глубокие глубины, я найду такой луч, свой луч, по которому можно войти вглубь, подниму утонувший ключ и открою… Что? Что там будет?

Этого я не знал. Не было даже представления, что надо найти и что открыть, все какая-то тайна, к которой страшно прикоснуться. И все же я знал, что найду, встречу, не отступлю. Может быть, достигну, отгадаю, открою.

Может быть…

1971

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Рассказ Я. Порука из жизни старой латышской школы.