Шамиль Ракипов - Звездные ночи

На моем письменном столе — фотографии двух девушек — Ольги Санфировой и Магубы Сыртлановой. Как они прекрасны! К ним тянется моя душа, как цветок к солнечному свету. Уложенные волнами черные волосы, полные жизни глаза… Губы, кажется, вот-вот дрогнут, и я услышу чистые, нежные голоса… Легендарные девушки-соколы, летчицы 46-го гвардейского Таманского женского полка ночных бомбардировщиков. Хочется попросить их: заговорите, расскажите людям о себе, о своих необыкновенных подвигах, о том, что виделось вам в глубинах звездного неба, откройте душу!..

На знамени прославленного полка — орден Красного Знамени и орден Суворова. На счету летчиц — более двадцати тысяч боевых вылетов. В составе полка — двадцать три Героя Советского Союза! Девушки сражались над Доном и Тереком, помогали отважным десантникам удерживать плацдарм на Малой земле, участвовали в освобождении Белоруссии и Польши. До Берлина долетели!

Ольга Александровна Санфирова, Лейла, как называли ее боевые подруги-однополчанки. Командир эскадрильи, Герой Советского Союза. Звание присвоено 23-го февраля 1945 года посмертное.

Магуба Хусаиновна Сыртланова. Заместитель командира эскадрильи, Герой Советского Союза. Умерла в Казани 1-го октября 1971 года…

Магуба провожала Лейлу, свою любимую, верную подругу, в последний полет.

Магуба означает — достойная уважения, располагающая к себе. Она такой и была.

Я много раз навещал ее. Подолгу стоял перед ее домом, прежде чем войти, думал о необычайной силе духа этой женщины, которая в последние годы жизни была тяжело больна, но не сломлена.

На легком, как бабочка, самолете она сотни раз поднималась в звездное или мглистое небо и, глядя смерти в глаза, прорывалась сквозь огненный ад к цели. Может быть, борясь с недугом, она снова уносилась туда, к звездам? И оживали в памяти голоса и лица подруг, спящих вечным сном в могилах, усыпанных розами?

К ней часто приходили дети, подростки. Бесшумно раздевались, проходили в комнату, ставили на стол цветы. Однажды при мне пионеры начали читать Магубе-ханум «Сказки тысячи и одной ночи».

Зачем ей, прожившей такую жизнь, сказки, созданные много веков назад? — подумалось мне. Она слушала, закрыв глаза. Врачи советовали ей не волноваться, может быть, это хорошо — читать ей старинные сказки…

С тех пор дети, навещая Магубу-ханум, каждый раз по ее просьбе открывали томик сказок и читали по очереди. Но однажды она прервала чтение.

— Слов нет, — сказала она, — красноречива прекрасная Шахерезада. Но сидеть на ковре и рассказывать хану сказку за сказкой — это не такое уж трудное дело. Я слушаю эти чудесные сказки и думаю, думаю о девушках нашего полка. Спасая человечество от фашизма, они сражались не щадя жизни. Тысяча восемьдесят ночей… По шесть-восемь боевых вылетов за одну ночь… Мы бомбили огневые позиции врага, переправы, штабы, уничтожали танки, автомашины, склады. Не было покоя фашистам ни днем ни ночью. Они люто ненавидели нас, называли ночными ведьмами. Придумывали всякие небылицы. Писали в своих газетах, что мы — выпущенные из тюрем уголовные преступницы.

Благородная ярость переполняла наши девичьи сердца. Льет дождь, метет метель, а мы не вылезаем из кабин самолетов, ждем хотя бы небольшого просветления. Случалось летать и в нелетную погоду. Однажды под Севастополем… Низкая облачность, слишком низкая, если с такой высоты сбросишь бомбы, осколки или взрывная волна могут погубить самолет. Разведчики погоды в пяти мужских полках нашей воздушной дивизии доложили командирам: летать нельзя. А наша разведчица заявила командиру полка Евдокии Давыдовне Бершанской: летать можно! И полетели. Наши бомбовые удары были для немцев… хотела сказать: как гром среди ясного неба. Не подумайте, что летчикам-мужчинам не хватало опыта или храбрости. За их спиной была Сталинградская битва — настоящие асы. Наш полк незадолго до этого вошел в состав новой воздушной дивизии, мужчины посматривали на нас снисходительно, свысока. А мы уже отвыкли от этого…

Ночной бомбардировщик… Звучит внушительно, правда? А ведь это — маленький фанерный самолет «По-2». Скорость — всего 150 километров в час. Под крыльями — четыре бомбы. В открытых кабинах — летчик и штурман. Закрою глаза и… замирает сердце. Над головой — звезды, звезды… Высота полторы тысячи метров. Приближаемся к цели. С приглушенным мотором иду на снижение. Высота триста метров. Где-то здесь, по данным разведки, — склады горючего. Штурман сбрасывает светящуюся авиабомбу — САБ, которая повисает на парашюте. Вижу цель. Но и немцы нас видят. Ослепительно сверкают зеркала прожекторов. Бьют крупнокалиберные спаренные пулеметы. Чуть позже заговорили «Эрликоны» — автоматические зенитные пушки. Серии снарядов при взрывах превращаются в красно-белые облака, начиненные смертью. Попадет один снаряд — все, конец, самолет вспыхнет, как факел, мы сгорим заживо. Парашютов нет, мы отказывались от них, предпочитали брать дополнительные бомбы. Два прожектора вцепились в нас, взрывы — со всех сторон, самолет вздрагивает, как жеребенок. Выдерживаю боевой курс, отклоняться нельзя. Ах, какими долгими-долгими, оказывается, могут быть секунды… Штурман прицеливается, нажимает на рычаг бомбосбрасывателя… Самолет качнуло. Резко пикирую, ныряю под хищный рой трассирующих пуль. На земле яркая вспышка, мощный взрыв. Попали! Бросаю самолет влево, вправо. Нет, не уйти… И вдруг один прожектор погас. Двойной взрыв… Погас второй. Снова взрывы. Спасибо, Лейла! Это она спасла нас. Ее самолет взлетел через три минуты после нашего старта. Неписаный закон нашего полка: если кому-то приходится туго, немедленно, не теряя ни секунды, другие самолеты кидаются на помощь, в самое пекло.

А ночь еще только начинается. Не вылезая из кабины, докладываю командиру полка о выполнении задания. Глотаем горячий чай — штурман тоже не вылезает из кабины — выслушиваем новое задание и ставшее привычным напутствие Бершанской: «Девочки, будьте предельно внимательны и осторожны, прошу вас…» Наши подруги-техники успели осмотреть самолет, бомбовой груз на месте. Отдаем девушкам пустые чашки и снова — в ночное небо!

Сколько прекрасных девушек погибло… В одну страшную ночь мы потеряли сразу четыре экипажа…

Магуба Хусаиновна тяжело вздыхает, нервно поправляет иссохшей старческой рукой седые волосы.

Меня вдруг осенило:

— Магуба-ханум, расскажите ребятам об этих ночах! — выпалил я. И спохватился: ей же нельзя волноваться. И я знаю, и она знает, что жить ей осталось немного — болезнь неизлечима, беспощадна.