Александр Бондаренко - Ночная диверсия

Если бы я вас не знал так хорошо, дорогой Штрекке, то и в ваших некоторых сообщениях нашел бы темные пятна, -добавил Говивиан.

— Что делать, герр оберст, большевики оказались не такими уж простофилями, как мы думали. Менять позиции, передислоцироваться они начали довольно умело, с первых же дней войны.

Кюнге взглянул на часы.

— Ты не торопишься, Карл? Может быть, поужинаем вместе? Прошу и вас, майор.

Говивиан расхохотался.

— Неужели ты думаешь, что мне надоело носить голову на плечах! Ехать ночью? Это удовольствие не для меня. Охотно принимаю твое приглашение.

Ужин затянулся далеко за полночь. Не удержавшись, Говивиан рассказал о трудностях, связанных с этим проклятым русским подпольем, и о своем плане.

Под влиянием коньяка фон Говивиану его план казался исключительно остроумным.

— Нет, ты послушай, дружище, — хлопал он по спине Кюнге, — советский офицер, «комиссар», бежит из лагеря, прихлопнув предварительно парочку фрицев. Чем не «рекомендация», чем не боевая «характеристика» для большевиков?

— О, я их знаю. Это у них высоко котируется!

— Боюсь, что это не совсем ново, герр оберст, — осторожно заметил майор.

— Что с вами, дорогой Штрекке? Уж не коснулась ли вас большевистская пропаганда? — пьяно захохотал Говивиан. — Не нужно, дорогой, переоценивать противника. Слов нет, он не глуп.. Но мы-то немцы! Немцы! Вы понимаете это?

Перед уходом майор Штрекке отвел Говивиана в сторону.

— Гер оберст, вы уже однажды очень помогли мне. Это ведь я вам обязан, что у меня сейчас на плечах майорские погоны. Окажите мне еще одну услугу. Скоро я должен идти на задание через линию фронта. Беспокоюсь за жену. А у вас там тихо, да и море все же. Окажите ей, по возможности, содействие.

— Не беспокойтесь, Отто, буду очень рад познакомиться с ней и предложить любую помощь.

Посидев еще немного, майор извинился, попрощался и ушел.

После его ухода Кюнге похлопал Говивиана по плечу.

— Повезло тебе, старина. Откровенно говоря, такой красавицы, как его жена, я еще не встречал. Взять себе под покровительство такую красотку…

— Она немка?

— Вот в том-то и дело, что нет. Я даже точно не знаю, кто она по национальности, но привез он ее из России. Ее отца русские посадили за что-то в тюрьму. В общем, подробностей не знаю, но факт, что за разрешением на брак он обращался в Берлин. Сам Штрекке пойдет далеко, авторитетом он пользуется большим. Конечно, если не сложит голову в России. Задание ему дали серьезное…

…К себе фон Говивиан возвращался довольный. План его был полностью одобрен, и обещано всяческое содействие.

Доволен остался и Отто Штрекке. Фон Говивиан выболтал многое. Несмотря на весь кажущийся стандарт и отсутствие новизны, его план был не лишен оригинальности и остроумия. Он мог достичь цели. Нужно было срочно встретиться с Ломовым. С секретарем обкома партии Ломовым Отто пришлось видеться только один раз. Это было за несколько дней до эвакуации области. Встреча состоялась под Москвой, куда Ломоз прилетел на несколько часов. Имя Ломова было широко известно в стране. Инженер по специальности, он еще до войны дал несколько ценных и талантливых изобретений. Но с еще большим блеском проявился его талант в другой области-он оказался прекрасным пропагандистом, организатором, партийным деятелем.

Узнав, что на оккупированной территории ему придется работать под руководством Ломова, Штрекке очень удивился. Свои сомнения он прямо высказал ему при встрече.

— Скажите, Андриан Викторович, разумно ли, что вас оставляют в тылу врага? Ведь в Москве или, скажем, на Урале, вы, наверное, нужней?

Ломов хитровато прищурился.

— Во-первых, вы переоцениваете мою персону. Во-вторых, в тылу у врага на дураках далеко не уедешь. А, в-третьих, давайте перейдем ближе к делу. Времени у меня в обрез.

И вот состоялась вторая встреча, уже здесь, на юге, на оккупированной территории. Для этого майору пришлось выехать за сорок километров в деревушку Кочалово, которую ему указал связной.

Андриан Викторович выслушал Отто очень внимательно, задумчиво потирая лысину.

— Да, бестия коварная этот Говивиан, нюх у него собачий. Вы удачно попросили его помочь вашей жене. — И, заметив протестующий жест Отто, поправился: — Прошу прощения — Ольге, то бишь Эльзе. Вот ее и пошлем.

Оберст Карл фон Говивиан был прав, утверждая, что спокойствие в городе обманчиво.

Подпольный центр вел большую, кропотливую работу, готовясь к решительным действиям. Расчет Самойленко оказался правильным. Уже через неделю после того, как город был занят, его вызвали в комендатуру. Беседовал с Самойленко капитан- помощник коменданта города. Маленький, верткий, с большой лысеющей головой на тонкой шее, он очень походил на Геббельса. И подобно этому небезызвестному доктору считал себя философом.

Капитан очень внимательно рассматривал сидящего перед ним Андрея Михайловича Самойленко. Он ожидал увидеть человека недалекого, глуповатого даже, это бы его вполне устроило. Но, наблюдая за Самойленко, капитан понимал, что перед ним человек умный, знающий себе цену. Это рождало злобу, раздражение, ибо капитан целиком разделял теорию: умным может быть только представитель высшей расы — ариец. Капитан очень не любил, когда жизнь опровергала эту теорию. Ладно, Самойленко ему нужен.

— Ну что же, господин Самойленко, расскажите о себе. Только ничего не утаивайте. У нас имеется достаточно возможностей проверить каждое ваше слово, каждый ваш шаг.

Слово «господин» прозвучало в устах гитлеровца с такой издевкой, что Андрея Михайловича передернуло. Это не ускользнуло от немца.

— О, господину Самойленко не нравится мой тон? — И вдруг лицо его перекосила ярость. — Вы, русская свинья, в моей власти! Я могу вас расстрелять или повесить, могу сгноить в лагере. Могу с вами сделать все, что мне вздумается. Я вам не верю! Вы предали русских.

С таким же успехом вы можете предать и нас. Или вы просто жалкий трус?

Самойленко сидел выпрямившись, спокойно глядя на немца. И это подействовало на капитана успокаивающе.

— Ну, хорошо! Я пошутил.

— Я рассчитывал, что немецкие власти отнесутся ко мне более благосклонно и мне не придется выслушивать оскорбления.

И опять краска ярости полыхнула на лице гитлеровца.

— Это за какие заслуги? За то, что вы коммунист? Где ваш партийный билет?

— Я его сжег.

Самойленко вытащил из кармана пачку фотографий, документы покойной жены и положил их перед капитаном.

По мере того, как немец просматривал фотографии, на которых пестрели дарственные надписи на немецком языке, изучал документы? лицо его добрело.

— О, да вы почти немец.