Александр Бондаренко - Ночная диверсия

После знакомства с Нарвильским Нина мучительно старалась вспомнить, кого он ей напоминает. И вспомнила. Как-то она смотрела документальный кинофильм о зверопитомнике. Крупным планом показывали маленького хищника — куницу. У этого красивого пушистого зверька была маленькая мордочка с острыми, зло оскаленными зубами.

Олег Дмитриевич, казалось, не замечал холодной отчужденности Нины, выказывал ей всяческое внимание. Однажды он к ней постучался после работы. У него в руках был букет роз и билет в кино.

— Нина, примите от чистого сердца. Говорят, очень хороший фильм.

— Спасибо, но я не пойду. — И вдруг спросила прямо, в упор: — Скажите, Олег Дмитриевич, почему вы не в армии? Ведь вы молоды.

Олег скользнул по ней взглядом, опустил глаза.

— Военный мундир не для эскулапа. А если серьезно — пошаливает здоровье, почки.

После его ухода Нина порвала билет. Хотела выбросить букет, но розы были так хороши, что, поколебавшись, она поставила их в вазу.

Нарвильский еще несколько раз заходил к ней, но каждый раз наталкивался на ее вежливый, холодный отпор.

Раненых так и не привезли. Фронт стремительно приближался. Город начал эвакуацию. Готовилась к отъезду и Нина.

Больных постепенно выписывали, больница пустела. Накануне отъезда поздно ночью кто-то громко и настойчиво постучал в окно.

Испуганно вскочив, Нина набросила халат и открыла дверь. Перед ней стоял Нарвильский. При лунном свете его лицо казалось совсем белым. Мелкие зубы оскалились в улыбке. Отстранив ее, он вошел в комнату.

— Что это значит? Что вам нужно?

— А это значит, что вам теперь не обойтись без меня. Немцы прорвали фронт, и мы уже в тылу. Выехать не удастся.

— Вы лжете! И при чем тут немцы? Вы-то не немец?

Нарвильский нервно засмеялся.

— Нет, не немец, но у немцев тоже болят зубы. Бросьте ломаться. Так будет лучше.

Он приблизился к ней вплотную. Она отскочила и влепила ему солидную пощечину.

Нарвильский зло выругался. Уже от двери пригрозил:

— Ты мне дорого заплатишь за это.

Он не соврал. Утром в город вошли немцы. Из окна своей комнатки Нина видела, как в больничный двор вошло несколько крытых машин. В них начали грузить оставшихся еще больных. Во двор выбежал главврач. Он что-то возбужденно говорил высокому немецкому офицеру, показывая на машину. Тот несколько минут слушал, чуть склонив голову, потом, размахнувшись, ударил врача в лицо и пошел к машине.

Главврач упал. Нина, вскрикнув, выскочила во двор. Пахнув в лицо ей выхлопным газом, машина с ревом помчалась на улицу.

Город казался вымершим. По пустынным улицам, глухо стуча коваными сапогами, вышагивали немецкие патрули. По ночам за городом раздавались очереди пулеметной и автоматной стрельбы — это расстреливали ни в чем не повинных советских граждан. От немцев, ходивших по городу, веяло самодовольством. Еще бы, ведь они, как им казалось, шли по России триумфальным маршем. Они не помнили о могилах своих соотечественников, длинными рядами выстроившихся на заснеженных русских просторах. Они не помнили о пущенных под откос поездах, о партизанских налетах на их гарнизоны. Они не видели непокорившихся русских глаз. Они не хотели этого видеть. Так было проще. Считать себя завоевателем, победителем — это так лестно и спокойно.

С первых же чисел декабря комендант города стал готовиться к встрече Нового года. Решено было организовать грандиозный бал для старших офицеров гарнизона. Этот вопрос подвергся самому подробному обсуждению в комендатуре.

Лениво развалившись в кресле, брюзглый, заплывший жиром комендант города разглагольствовал.

— Господа! Прошу вас учесть, что этот Новый год — не просто первое января. Эта дата совпадает с праздником великой победы фюрера над большевистской Россией.

Наши войска рвутся к Москве, и нет сомнения, что русская столица, по варварскому славянскому обычаю, вынесет фюреру хлеб-соль и станет перед ним на колени. Поэтому новогодний бал для старшего офицерского состава нужно организовать так, чтобы звон бокалов был слышен в Берлине.

Офицерам комендатуры казалось, что комендант прав и что война вот-вот закончится. Они согласно кивали головами. Конечно, так будет, и в скором времени. Ведь фашистское радио заявило, что войска фюрера продвинулись к русской столице настолько, что уже можно рассмотреть центральные улицы Москвы через хороший бинокль.

Итак, готовилась помпезная встреча нового, 1942 года. Вовсю старался комендант. Старался небескорыстно. Он присмотрел в центре города два роскошных дома для себя и надеялся с помощью влиятельных офицеров заполучить их. А под звон бокалов хмельные головы быстро решают такие дела.

Старались интенданты — попробуй не угоди злопамятному, изощренно мстительному коменданту.

К ресторану «Жемчужина», где намечался банкет, то и дело подъезжали машины, груженые редкими винами, фруктами, тщательно упакованными в стружку. Одновременно шли приготовления иного плана — городская полиция подбирала дам для новогоднего бала. Шли облавы на рынках, на улицах и в квартирах. Комплектуя очередную партию для угона в Германию, наиболее молодых и красивых девушек помещали в специально подготовленный для этой цели особняк.

Нина знала об этих облавах и старалась не попадаться на глаза немцам. Но пришла беда и к ней. Однажды под окнами раздались голоса. Нина осторожно выглянула в щель между занавесками и ошеломленно замерла. Рядом с двумя полицаями стоял Нарвильский. На нем было серое пальто с меховым воротником. Он о чем-то оживленно говорил полицейским, показывая на Нинино окно.

Через несколько минут раздался стук. Девушка притаилась.

— Неужели удрала? — удивленно произнес один из полицаев.

— Дома, ломайте дверь, — сказал Нарвильский.

Дверь заскрипела, а потом, слетев с крюка, распахнулась, и все трое ввалились в комнату.

Нарвильский, очевидно помня о пощечине, опасался подходить к Нине.

— Ну что, недотрога, прав оказался я, — издевательски произнес он. — Немцы действительно ценят культурных людей. На днях открываю собственный кабинет. Если бы не твоя гордыня, была бы сейчас на коне. А теперь… Да в общем, сама скоро узнаешь. Сама будешь кое-кому ноги целовать.

Один из полицейских шагнул вперед. В лицо Нине ударило самогонным перегаром.

— Одевайся, девка, да побыстрей.

Так Нина очутилась в зловещем особняке. Девушки недоумевали. Вместо грязных вонючих бараков, куда сгоняли молодежь, их поместили в большое, уютное помещение. Тюлевые занавески, никелированные кровати, свежее белье, сытное питание. А потом кто-то из девушек высказал предположение, А что, если?..

Остальные замерли — это было самое ужасное. Что же делать, что?