Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

Из-за непрекращающегося артогня нас оставалось все меньше и меньше, а до мифической Березовки — еще около 30–40 километров. Но мы совсем не продвигались в нужном направлении: немцы нас упорно не пускали на восток и при этом практически не несли потерь.

Наступил последний день существования нашего полка — 10 августа 1941 года. Каждая минута того дня до сих пор стоит перед глазами.

Когда забрезжил рассвет, колонна двигалась по большаку навстречу всходившему солнцу. В общей сборной колонне было около 50–100 пустых повозок. Те, в которые впряжены по две лошади, — это наша «техника», мы ее берегли. С ее помощью мы на скорости уходили от губительного огня.

Не успели порадоваться солнышку, как впереди засверкали вспышки от стоящих впереди нас на прямой наводке батарей. Сразу начались попадания в колонну, и мы, развернувшись влево, погнали лошадей по полю вниз, в балку. Там поблизости оказалось большое село. На какое-то время мы ушли от огня, но многие повозки, как всегда в таких случаях, взлетели на воздух вместе с людьми.

Главная улица села, вдоль которой располагались хаты и сады, упиралась в довольно высокую церквушку. Перед ней дорога поворачивала влево на горбатый мостик через совсем небольшую речушку. За мостиком дорога поднималась в гору, а там снова начинались поля.

Мы расположили повозки на околице в районе церкви, чтобы в случае чего было легче покинуть село и не плутать в нем. Непосредственно за церковью находилась горушка, густо поросшая фруктовыми деревьями.

Мы давно не останавливались в селах. Прокормить отступавший Южный фронт жителям было не по силам, а нам обращаться за помощью совесть не позволяла. Кроме того, немцы сразу переносили огонь на село, и мы боялись, что из-за нас пострадают люди. И еще: в тех условиях окружения даже за короткое время, проведенное в селе, бойцы расхолаживались, дисциплина падала. Поэтому мы и старались обходить села стороной.

А тут решили разгуляться. Деньги оставались почти у всех — тратить было не на что от самой Одессы. С Ваней Кучеренко мы зашли в сад к хозяйке, и она покормила нас хлебом, творогом, сметаной и персиками, а от денег наотрез отказалась:

— На что они мне? Завтра здесь будут немцы, да вот они! — И она показала куда-то рукой.

В стороне послышались нарастающие автоматные очереди, но немцы за деревьями были пока не видны.

Тем временем в село спустилась с большака еще одна отступающая колонна. Повозки принадлежали артиллерийской части и были забиты ранеными, лежавшими вповалку, чуть ли недруг на друге. Повозок у них было больше нашего, и они заполнили всю главную улицу.

К восьми утра над селом пролетела дежурная «рама» и передала по рации данные о скоплении обозов в селе. При этом разведчики не могли не видеть повозок с ранеными. Сразу начался интенсивный обстрел: немцы к тому времени позавтракали и их «рабочий день» начался.

Обстрел велся со стороны церкви. Трассирующие снаряды пролетали над мостиком и нашими головами. Вот один ударил в торцовую стену хаты, стоявшей недалеко от мостика, и снес добрую половину строения. Каждый снаряд находил свою цель — настолько была забита повозками улица села.

Не изгладится из памяти и картина уничтожения обоза артиллеристов. Все было так, как я когда-то читал в книгах: «летели кони, летели люди». Каждый взрыв поднимал в воздух куски лошадей и части человеческих тел. Все происходившее было страшным по своей сути даже для нас, повидавших к тому времени достаточно смертей.

С началом обстрела жители попрятались по погребам. Вслед за интенсивным артналетом за церковью послышались приближающиеся автоматные очереди. Это шли цепи пьяных немецких солдат с засученными рукавами, но в касках. Они двигались в нашу сторону и вели беспорядочный огонь из-за деревьев.

Капитан Овчинников скомандовал выводить наши уцелевшие повозки через горбатый мостик на гору и в поле. Одновременно он приказал мне занять оборону с оставшимися в строю бойцами и крикнул набегу:

— Уйдешь последним! — В этот момент он явно позабыл о том, что со мной все еще находился злополучный сейф. Теперь было не до него.

Прикрывать отход остатков полка осталось человек тридцать. Мы расположились под защитой церкви и открыли прицельный огонь по наступавшим фигуркам врага — они хорошо просматривались среди деревьев. Сверху на нас падали куски штукатурки, отлетавшие от стены, когда в нее попадал снаряд. Ведя огонь — кто стоя, кто с колена, а кто лежа, — мы успевали наблюдать за уходом повозок из села. Мы видели, как повозки проезжали через горбатый мостик, а над ними совсем низко роем пролетали трассирующие снаряды. Сам мостик был пока цел. Повозки, благополучно его миновавшие и вырвавшиеся из села, снова при подъеме в гору попадали под прямую наводку. Многие из них взлетали на воздух. Все это было страшно своей беспомощностью.

Повозки артиллеристов вообще не могли покинуть село. Они стояли так плотно, что уцелевшие повозки не могли выбраться из месива лошадей, людей и искореженных телег. Кроме того, — и это являлось главным препятствием — гнать на полной скорости по ухабам повозки с тяжелоранеными нельзя. Артиллеристы все остались в селе — им было не уйти. Виноваты ли эти люди? А если они не виноваты, то кто же тогда виноват? Война?

Конечно, мы не французы, и ни о каком «белом флаге» ни у кого мысли не возникало. Да это ничего бы и не дало: шло истребление окруженных частей, и его не остановить, настолько все было скоротечным.

За церковью наших повозок становилось все меньше, а немцы уже входили в село. Пора было уходить, и нам тем более что кончались патроны. Я крикнул сержанту Фасахову:

— Пошел! — И предпоследняя повозка рванула через мостик, снаряды ее не задели.

Теперь была и наша с Ваней очередь. В последний момент, оторвавшись от наседавших немцев, выскочили из села. Мы разлеглись животами на повозке, чтобы нас не задело, и птицей пролетели мостик: это я со всех сил вонзил ножевой штык в круп лошади, и обе вынесли нас на простор. Нам с Ваней повезло не только проскочить горбатый мостик, но и гору, и поле невредимыми. Везде валялись разбитые повозки. За полем нашлась большая балка, в которой еще до нас с Ваней сосредоточились веете, кому удалось уйти от этой бойни…

Название села я совершенно случайно узнал через много лет после войны. Я тогда работал на флоте и находился в очередной командировке в Петрокрепости (Шлиссельбурге), где у нас был Невско-Ладожский технический участок. Смотрю — появился новый работник, славная девушка, техник по образованию, недавно окончившая речное училище в Ленинграде. Чем-то она мне приглянулась, и я машинально спросил: