Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

Капитан Овчинников ненадолго пережил своего командира полка: на «лестнице смерти» в 186 ступеней, известной в Маутхаузене под названием «Виниграм», он окончил свой жизненный путь, выбившись из сил, и был утоплен в бочке с водой, специально стоявшей наверху для этих целей. В этом усматривалась «господами жизни и смерти» доля гуманности: не сжигать узников живыми, но это — кому как повезет. Майор и капитан были вдвое старше моих сверстников, и им было намного тяжелее.

И вот теперь, через пятьдесят лет, имею ли я моральное право рассказать о том, чему сам не был свидетелем? У майора в 1941 году в Одессе остались жена и две маленькие дочки. Я не смог их разыскать после войны, так как семьи командиров вечно кочевали с мужьями по всей стране и постоянных адресов не имели. Вдруг его дочери, уже немолодые женщины, прочтут эти строки и почувствуют боль при воспоминании о дорогом человеке. Если майор домой не вернулся, то все это — правда. Что же лучше? Знать подобие правды или ничего не знать? Я бы выбрал первое, и заранее прошу у них прощения за то, что не в состоянии молчать…

Карантин на блоке 20 кончился, изрядно измотав наши моральные и физические силы и подавив всякие надежды на избавление. Многие из нас стали считать избавительницей — смерть. Цель карантина палачами была достигнута: оставалось совсем немного, чтобы нас окончательно сломить.

К ночи построили и колонной погнали в Гузен, крупнейший филиал Маутхаузена, расположенный рядом с основным лагерем. Опять раздавались дикие выкрики, бесконечные удары, бесновались собаки и конвойные, в упавших стреляли или добивали прикладами. Всю ночь напролет сыпал мокрый снег. Под босыми ногами — месиво из грязи и снега. Колодки под мышкой — на ноги не налезают, а бросить нельзя. Колонна почти бежала в нижнем белье — видно, одевать будут на новом месте.

Еще затемно мы очутились в Гузене, падая от изнеможения…

А в Маутхаузен мы больше не вернемся. Он будет освобожден американскими войсками 5 мая 1945 года. В этот момент в нем будут находиться 16 650 узников, из них 7566 — больных. Кто доживет до этого светлого дня?

Пока колонна не вошла в лагерь, самое время дать краткую характеристику структуры нацистских концлагерей, условий жизни и смерти в них, отличия от других лагерей Германии.

Концлагерь Маутхаузен имел на территории Австрии 50 филиалов или так называемых «внешних команд». Крупнейший из них — Гузен.

Он официально числился так: «Konzentrationslager Mauthausen / Unterkunft Gusen», что означало — «Концентрационный лагерь Маутхаузен / Команда Гузен». Термин «команда» возник не случайно: он подчеркивал территориальную близость Гузена, практически единое командование и охрану, единую нумерацию заключенных и другие связи. Например, когда один крематорий не справлялся, то трупы везли во второй.

Помимо Гузена, наиболее известны такие филиалы Маутхаузена, как Мельк, Эбензее, Гроссраминг, Штейер, Энс, Санкт-Пельтен, Санкт-Валентин, Винер-Нойштадт и другие. В большинстве филиалов условия содержания заключенных были еще хуже, чем в Маутхаузене.

По своему режиму Маутхаузен и Гузен относились к «третьей ступени», о чем свидетельствуют архивные документы (Концлагерь Гузен: Документальная повесть/ Сост. Ганс Маршалек. Вена, 1968): «Начальник охранной полиции и службы безопасности Рейнгард Гейдрих в одном из циркуляров, датированном 1 января 1941 года, разделил все нацистские концлагеря на три ступени: ступень 1 — для заключенных за незначительные преступления и, безусловно, подлежащих перевоспитанию (Дахау, Заксенхаузен и другие); ступень 2 — для заключенных за тяжкие преступления, которых все же можно перевоспитать (Бухенвальд, Флоссенбург, Аусшвиц и другие); ступень 3 — для заключенных за тяжкие преступления уголовного и асоциального характера, неисправимых и едва ли подлежащих перевоспитанию (Маутхаузен и Гузен)». Полагаю, что такое разделение могло существовать только на бумаге, которая, как известно, «все стерпит». А практически — кто в состоянии безошибочно отнести заключенного к той или иной категории? Возможно, это мог определить справедливый суд присяжных, но в нем не нуждались правящие структуры нацистской Германии также, как и в моей любимой стране в подобных случаях. Такова логика нацизма, а теперь — мы знаем — и коммунизма.

В Маутхаузене действительно содержались те, кого вывезли из оккупированных европейских стран, те, кто не только люто ненавидел фашистский режим, но и познал вооруженную борьбу с ним: участники боев в Испании 1936–1939 годов — испанские республиканцы; националистически настроенные польские офицеры, ставшие военнопленными в сентябре 1939 года; антифашисты и коммунисты Польши, Франции, Германии и Австрии, Чехословакии, югославские партизаны и, конечно, советские люди, как гражданские лица, так и военнопленные солдаты и командиры, которых и погибло больше всего…

На блоках висели доски с издевательскими надписями: «Есть только один путь к свободе. Его верстовыми столбами являются послушание, прилежание, порядок, опрятность и чистота, честность, готовность к самопожертвованию и любовь к родине!» В этих словах ложь и лицемерие: из концлагерей заключенные на свободу не выходили — недаром, концлагеря справедливо называли еще и лагерями уничтожения, хотя существенные отличия между ними все же были.

<���…>

Гузен находился в округе Перг, Верхняя Австрия, при впадении реки Гузен в Дунай, между городишком Санкт-Георген и местечком Лангенштейн. Это в 4,5 километрах на западе от Маутхаузена. Строительство лагеря началось в декабре 1939 года. (Какое невероятное совпадение: именно в декабре этого года я начал военную службу, дороги которой привели меня в Гузен!) В те дни каждое утро из Маутхаузена направлялись две рабочие команды на строительство нового лагеря Гузен. В них — четыреста немецких и австрийских заключенных. Вечером обе команды возвращались в Маутхаузен. Март 1940 года считается началом функционирования Гузена, как стационарного концлагеря. Из числа первого контингента немецких и австрийских заключенных, строивших лагерь и уцелевших в зиму 1939–1940 годов, было сформировано ядро самоуправления, которое составили: лагерный староста, лагерный писарь, старосты блоков (блоковые), старосты штуб [48] Половина блока. Между штубами А и В находились служебные помещения. — Примеч. автора. (штубовые), блоковые писари и полицаи, капо рабочих команд (бригадиры) и другие — все это преимущественно были отпетые уголовники. У лагерных функционеров на правом предплечье крепилась черная повязка с белыми буквами, обозначавшими их должность: «Капо», «Обер-капо» (старший капо), «Блокельтесте» (блоковый) и т. п.