Андрей Андреев - От первого мгновения

В составе нового пополнения в части дивизии пришло немало коммунистов из числа ленинградских рабочих, о которых говорил мне и А. А. Жданов. Это позволило резко поднять уровень партийно-политической работы в соединении.

В первом часу ночи мне с ординарцем Михаилом Бродским не сразу удалось найти красные казармы. Стоило спросить у ночных патрулей, где они находятся, как начиналась тщательнейшая проверка документов, отнимавшая немало времени. И все же мы добрались благополучно.

Встретивший меня оперативный дежурный доложил, что здесь действительно временно размещены штаб 43-й стрелковой Краснознаменной дивизии и некоторые ее части, остальные на подходе. Артиллерийские полки на огневых позициях в полосе обороны 23-й армии. Из командиров штаба и частей дивизии, кроме него (дежурного), пока нет никого. Почти все командиры — ленинградцы, и командование разрешило им до утра навестить свои семьи. На вопрос, какую боевую задачу получила дивизия, оперативный дежурный отвечал обстоятельно и доложил, что уже сделано. Но не обошлось и без неувязок: первый эшелон должен отойти в пять часов утра, а основная масса начальствующего состава штаба, частей и подразделений отпущена в город до шести часов. Все попытки оповестить командиров пока результатов не дали. Город большой, машин нет, старые адреса зачастую оказывались недействительными, так как семьи многих командиров в связи с проводимой эвакуацией в городе находились в других местах.

Тут впору и занервничать. На мой вопрос, что сделано кроме оповещения командного состава, оперативный дежурный доложил:

— Временно до прибытия командиров на их должности назначил сержантов, они у нас в основном кадровые, имеют боевой опыт и с задачей справятся. Подъем в 2 часа, выступление через час. В 4.00 посадка, первый эшелон в 5.00 отойдет.

В 4.30 5 сентября 1941 года к перрону Финляндского вокзала были поданы железнодорожные составы для первого эшелона. Я был немало удивлен: весь эшелон имел только классные вагоны. Не могу вспомнить фамилию молодого командира из оперативного отделения штаба дивизии, который, заметив, что я сильно встревожен, тут же вручил строевую записку, в которой было указано по частям и подразделениям количество личного состава, оружия и боеприпасов. Личный состав имел винтовки, небольшое количество ручных пулеметов, несколько станковых пулеметов. Стрелковые полки располагали лишь несколькими батальонными и полковыми минометами и радиостанциями, все остальное вооружение дивизии, за исключением артиллерии — двух дивизионных полков, в предыдущих боях по тем или другим обстоятельствам было утрачено; тылы дивизии вместе с артиллерийскими полками смогли отойти и в данное время сосредоточились в районе Лемболово. От такой строевой записки мне не стало легче.

Посадка личного состава проходила организованно, четко. В то сентябрьское теплое утро я наблюдал, как со всех сторон не шли, а летели к своим подразделениям, своим эшелонам, вагонам прибывающие из города командиры. Многие из них так и не смогли найти своих близких. Некоторые нашли вместо своих домов горящие развалины, узнали о гибели матерей, жен, детей во время артиллерийского обстрела. Эти люди были воплощением ненависти к врагу. Каждое их слово об увиденном и услышанном на улицах родного города вызывало гнев у бойцов, звало к отмщению.

Подходили все новые эшелоны. Молча уходили к ним бойцы и командиры. В их твердом и уверенном шаге чувствовалась неодолимая сила, мощь, в их глазах была уверенность в победе правого дела. Многие из них потеряли близких, родных, враг стоял на подступах великого города Ленина, но шли они гордо, хотя у многих-многих глаза были полны слез, но это были не слезы слабости, не слезы отчаяния, а слезы скорби, за которую дорого должен был заплатить враг.

Маршрут нашего пути был короткий, потребовалось всего несколько часов — и первые эшелоны на конечной станции. Это небольшой разъезд, примерно в 10 километрах юго-восточнее озера Лемболовского. От разъезда рукой подать до переднего края нашей обороны, созданной еще в довоенное время по рубежу Государственной границы Советского Союза 1939 года. Огневые сооружения рубежа сохранялись в полной боевой готовности. Противник, обойдя долговременные огневые сооружения, местами вклинился в передний край и захватил отдельные участки первой траншеи. Некоторые долговременные огневые точки уже много часов вели бой в окружении, в их числе и так называемый миллионный дот, прикрывавший основной выход из района Лемболовского озера. Фашисты несколько раз пытались подорвать его, но расчет дота продолжал героически сражаться.

В такой сложной, напряженной обстановке, когда кругом шел бой, эшелоны дивизии выгружались и прямо с ходу батальонами, ротами и взводами устремлялись на помощь уровцам.

Противник не ожидал и вообще не предполагал, что 43-я стрелковая дивизия, которая позавчера вела бой юго-восточнее Выборга и отошла в район Койвисто, появится на новом участке. Враг дрогнул и откатился под ударами успевших вступить в бой подразделений стрелковых полков, поддержанных массированным огнем артиллерии. Укрепленный Лемболовский район с его долговременными огневыми сооружениями и боевыми расчетами выдержал ожесточенную схватку с противником и теперь, с приходом частей 43-й стрелковой дивизии, стал вдвойне сильнее.

Обстановка на Карельском перешейке в полосе 23-й армии в течение сентября 1941 года стабилизировалась, все попытки противника на отдельных направлениях вклиниться в оборону наших войск успеха не имели. Мы со своей стороны наносили отдельные частные удары с ограниченной задачей. В конце концов противоборствующие стороны, не располагая достаточными силами, ограничили свою деятельность разведывательными поисками и боевыми действиями по улучшению начертания переднего края.

В 1967 году на 31-м километре Приозерского шоссе, на берегу речки Муратовки, был сооружен мемориал «Лемболовская твердыня». Проходит он по рубежу, на котором 6 сентября 1941 года части 23-й армии Ленинградского фронта, пограничники и моряки Балтийского флота остановили врага.

Военная судьба распорядилась так, что я прокомандовал 43-й стрелковой дивизией до 24 октября 1941 года. Еще не успев по-настоящему изучить личный состав, был срочно вызван в штаб фронта для нового назначения.

И вот я снова в Смольном. В том же кабинете, в котором 4 сентября 1941 года меня принимали товарищи К. Е. Ворошилов и А. А. Жданов, представился исполняющему обязанности командующего Ленинградским фронтом генерал-майору Ивану Ивановичу Федюнинскому (командующий фронтом генерал армии Г. К. Жуков был отозван в Москву).

Генерала Федюнинского я увидел впервые. Выше среднего роста, затянутый ремнями, он производил впечатление опытного строевого командира, у которого ни в словах, ни в жестах нет ничего лишнего. Все продумано, заранее взвешено.