Сергей Андрющенко - Начинали мы на Славутиче...

Одна бригада 4-го гвардейского танкового корпуса уже взаимодействовала с 226-й дивизией. На наше направление был переброшен для нанесения контрудара и резерв фронта — 25-й танковый корпус. Было приказано к исходу следующего дня восстановить положение. Исходя из этого, командир корпуса решил в ночь на 21 декабря произвести перегруппировку сил: за счет расширения фронта обороны частей второстепенного направления усилить группировку войск на правом фланге и создать здесь мощный ударный кулак. В частности, командиру 147-й стрелковой дивизии генерал-майору М. П. Якимову была поставлена задача вывести 640-й и 600-й полки с переднего края и занять ими оборону во втором эшелоне корпуса, чтобы не допустить прорыва противника на Чеповичи в юго-восточном направлении. 248-я курсантская бригада растянула свои боевые порядки от юго-западной окраины Мелени до отметки 180,5, что позволило освободить часть сил 8-й стрелковой дивизии для использования их на главном направлении.

После полуночи генералы Чуваков и Зыков, решив все дела в штабе корпуса, выехали к Петренко, чтобы конкретнее познакомиться с положением дел на месте. Путь их лежал южнее станции Чеповичи. Мы тогда еще не знали, что отдельные немецкие танки с наступлением темноты могли прорваться дальше и выйти к железнодорожной насыпи, а следовательно, и к дороге, пролегающей рядом. Комкор и заместитель командарма, не подозревая об опасности, спокойно ехали по шоссе. Когда они обнаружили неподалеку от себя танки с крестами на броне, было уже поздно: те открыли огонь. Один из снарядов попал под машину генерала Зыкова. Взрывом был убит шофер. Петра Максимовича ранило. Адъютант вытащил его из горящего «виллиса» и укрыл в кювете, а потом, выждав, когда стрельба немного стихла, на плечах понес генерала к близлежащим позициям одного из наших подразделений. Там Зыкова перевязали и потом срочно отправили в медсанбат.

Машина Чувакова, в которую тоже попала болванка, перевернулась, и Никита Емельянович получил сильную контузию. Правда, вгорячах он выбрался сам из машины и сумел отбежать в сторону, но потом силы оставили его. Падающего, его подхватил шофер и вывел из зоны обстрела.

В такой же переплет и там же вскоре попали Петренко с полковником С. М. Черным, заместителем командира корпуса. Черный весь день пробыл на наблюдательном пункте 226-й стрелковой, находившемся в одном километре от переднего края. Отсюда открывался хороший обзор и было удобно руководить боем.

С наступлением темноты, когда немцы прекратили наконец атаки, Петренко и Черный решили перебраться на командный пункт дивизии, размещенный на юго-восточной окраине Чеповичей. Сев в свои машины, они отправились все по той же злополучной дороге. Потом Петренко рассказывал мне:

— Едем, ни о чем не подозревая. Вдруг вижу — впереди танк. Одна гусеница на середине дороги, другая — в кювете. И чего, думаю, его сюда черт занес. Еще хотел остановиться да выругать танкистов. Говорю шоферу: «Езжай тише, а то эта махина вздумает развернуться и нас нечаянно раздавит». Подъезжаем вплотную, гляжу — мама родная! — крест на башне, да и окраска характерная для «тигра». Шофер как жиманет на газ. А я ему: «Не гони, машина-то у нас трофейная. Немцы наверняка за своего приняли, иначе бы уже огонь открыли». Ну и проскочили мы мимо. А вот «виллис» полковника Черного фашисты уже не пропустили, опомнились, видно, и открыли огонь из пулемета трассирующими. Машина загорелась. Черный с адъютантом и шофером еле успели выскочить. Все трое, отделавшись легким испугом, сумели скрыться между домами: ночь темная, иначе дело могло кончиться худо…

Вскоре после этого происшествия при довольно драматических обстоятельствах состоялось наконец личное знакомство генерала Чувакова с полковником Петренко.

Едва Василий Яковлевич отъехал немного от места встречи с «тигром», как увидел, что на дорогу выбежал какой-то красноармеец, замахал руками.

Петренко велел водителю остановиться.

— В чем дело? Кто вы? — спросил он бойца.

— Я шофер комкора. Вашу трофейную знаю по номеру, потому и остановил. Генерал здесь, в укрытии…

Тут подошел и Никита Емельянович:

— Я Чуваков… К вам направлялся, да вот какая история произошла…

Петренко привез комкора на свой КП и оттуда позвонил мне. Мы уже беспокоились, не имея от Никиты Емельяновича никаких известий.

Часа в два ночи Чувакова привезли на командный пункт корпуса. Состояние его было неважное. Говорить он почти не мог, страдал от страшной головной боли. И все же первым делом он спросил, как Зыков. Я успокоил комкора, сказав, что заместитель командующего уже отправлен в медсанбат. Предложил и Чувакову поехать туда же, но он отказался.

— Тут… отлежусь, — сказал с трудом. — Ничего мне… не сделается.

Мы уложили генерала на кровать. Врач сделал ему укол, и вскоре комкор заснул.

Меня позвали к телефону. Звонил генерал Тер-Гаспарян.

— Как дела? — спросил он.

Я коротко обрисовал обстановку.

— Какие меры приняты? — поинтересовался начальник штаба армии.

— К месту прорыва выдвинут корпусной противотанковый резерв в составе одного истребительно-противотанкового артполка и подвижной отряд заграждения. Немцы остановлены.

— Но Чеповичи вы все-таки сдали?

— Станцию — да. Но поселок продолжаем удерживать. Все, что зависело от нас, сделали. Вы же знаете, какая сейчас тут сложная ситуация.

Тер-Гаспарян все, конечно, прекрасно понимал.

— Ждите решения командующего, — ответил он.

Вскоре позвонил начальник штаба фронта генерал-лейтенант А. Н. Боголюбов. Прежде всего он спросил о состоянии здоровья Чувакова. Там уже было известно о контузии комкора.

— Может быть, лучше в госпиталь его отправить? — предложил Боголюбов.

— Пытался уговорить. Не соглашается.

— Узнаю Чувакова, его настойчивость… Он всегда был таким. Но смотрите — вам виднее. Военному человеку, если он только в состоянии, и в самом деле лучше всего оставаться в строю… Как там у вас положение? Только что звонили из Генштаба, интересовались обстановкой в районе Чеповичей.

— Противник остановлен.

— Знаю. Но этого мало. Надо восстановить положение.

— Примем все меры.

— Готовьте свои соображения. Утром к вам прибудет командующий фронтом, — сказал в заключение А. Н. Боголюбов.

Сразу же после разговора я вызвал к себе всех начальников отделов и служб и, проинформировав их о прибытии командующего фронтом, дал указание подготовиться каждому по своей линии к докладу. На это отводилось два с половиной часа. К этому сроку все данные должны были сосредоточиться в оперативном отделе, где их следовало обобщить, чтобы подготовить комкору для принятия решения.