Ибрагим Друян - Клятву сдержали

Так и сделали. Пользуясь темнотой, отошли к ближайшей деревне, здесь расположились на привал. День отдыхали, готовили подрывные заряды, а с наступлением ночи направились к своему участку железной дороги.

Я в ату ночь оставался при штабе бригады, который расположился примерно в полукилометре от железной дороги. Наступили тревожные минуты ожидания. Мы настороженно прислушивались, ожидая взрывов. В. К. Яковенко, осторожно подсвечивая фонариком, то и дело посматривал на часы.

— Наши уже возле железной дороги, — вглядываясь в кромешную тьму, вполголоса высчитывал Иван Шаповалов. — Вот они поднимаются по насыпи, вот…

И вдруг огромной силы взрыв оборвал его слова. Сразу же вслед за ним послышались пулеметные и автоматные очереди.

Мы вскочили, бросились в ту сторону, откуда раздался взрыв. Было ясно: произошло что-то непредвиденное. Даже по самым оптимальным расчетам так быстро партизаны не могли подобраться к полотну и заложить взрывчатку.

Едва пробежали несколько метров, как навстречу из темноты вынырнул боец из отряда Жлобича, срывающимся голосом закричал:

— Наши на минное поле напоролись! Немцы бешеный огонь открыли…

Так вот в чем дело! Скорее на помощь к товарищам!

Когда я подбежал к месту, где произошел взрыв, там уже разгорелся самый настоящий бой. Немцы вели огонь трассирующими пулями — яркие разноцветные стрелы то и дело вспарывали ночную мглу. Потом фашисты пустили в бой минометы и пушки. Железнодорожное полотно пришлось брать штурмом.

Первым, кого я увидел, когда подбежал к минному полю, был командир партизанского отряда Владимир Жлобич. Он лежал на боку, уткнувшись головой в мокрый песок, тихо стонал. Я опустился возле него на колени, достал бинт. Он попытался оттолкнуть меня, проговорил:

— Не надо! Беги, доктор, туда! Там много раненых…

Показал рукой в сторону насыпи и сразу же потерял сознание. Начал выкрикивать команды, какие-то бессвязные слова. У него оказалось несколько осколочных ранений в обе ноги. Я сделал ему перевязку, кто-то из партизан помог мне перенести его на наш временный медпункт. Здесь передал его медсестре, сам снова вернулся на поле боя.

Под прикрытием нашего огня группы подрывников пробрались к рельсам, заложили взрывчатку. И вот в общий гул боя вплелись негромкие, но дружные взрывы — сработали мины партизан. Задание командования было выполнено.

У нас оказались убитые, было много раненых. С первым же выстрелом на поле боя появилась медсестра Александра Каткова. Пренебрегая опасностью, она оказывала первую помощь раненым, на себе переносила их подальше от железной дороги, в лесную лощину, где я развернул походный медпункт. Работала Шура до тех пор, пока сама не была ранена в ногу. Партизаны вынесли ее в безопасное место, я сделал ей перевязку.

Была дана команда отходить. С боем партизаны стали отступать в лес. Раненых несли на импровизированных носилках.

И вот наконец все в лесу. Выстрелы постепенно утихли, фашисты не осмелились преследовать нас дальше. Теперь можно было сделать привал и осмотреть раненых. Стало светать. С помощью Шуры и санинструктора Михаила Кршки, чеха по национальности, я сменил бинты, снял жгуты, наложил вместо них давящие повязки.

Потом мы двинулись дальше.

Михаил Кршка пришел к нам в бригаду в конце сорок второго года, но лично я познакомился с ним несколько позже — весной сорок третьего.

Произошло это так. Однажды под вечер ко мне в санчасть заявился высокий молодой человек, бледный, с красными от бессонницы глазами. Обеими руками он держался за правую щеку, стонал.

— Спасай, доктор! Совсем погибаю… Зуб!

Я усадил его на топчан, осмотрел зубы. Внешне больной зуб ничем не отличался от здоровых, но малейшее прикосновение к нему причиняло Михаилу жуткую боль. Конечно, в нормальных условиях зуб, наверно, можно было спасти, но в то время у нас в бригаде, кроме зубных щипцов, никакого стоматологического инструментария не было. Этими единственными щипцами приходилось удалять любые зубы: верхние, нижние, резцы и клыки…

— Надо удалять, — сказал я больному.

— Что хочешь делай, только поскорее!

Я дал Михаилу стакан самогона и вырвал зуб. Вскоре ему стало легче, он повеселел. Мы разговорились. Михаил рассказал о себе.

В составе 101-го словацкого полка Михаил Кршка охранял мост через реку Бобрик вблизи станции Капцевичи.

В начале декабря сорок второго года наша бригада получила задание подорвать этот мост. Ночью партизаны вышли на боевую операцию. По сигналу «красная ракета» отряд Далидовича оседлал дорогу Оголичи — Петриков, а отряд Глушакова атаковал немецкий гарнизон разъезда. Бойцы под командованием Жихаря начали разрушать полотно в направлении станции Птичь. Отряд имени Гастелло пошел на штурм дзотов около железнодорожного моста.

Когда партизаны открыли по дзотам огонь, в ответ из них застрочили пулеметы. Но пули летели высоко в небо, не нанося нашим никаких потерь. Вскоре стрельба прекратилась совсем. В отряде недоумевали: неужели враг покинул укрепление? Кто-то из партизан подполз к дзоту, готовый в любую секунду метнуть гранату, распахнул дверь. И вдруг оттуда послышались крики: «Не стреляйте! Мы словаки!»

Словаки решили не поднимать оружия против своих братьев — белорусских партизан. В дзоте их было 18 человек. Они помогли нашим заложить на мосту взрывчатку, вместе с ними отошли от железнодорожного полотна. Вскоре огромной силы взрыв потряс воздух, и 47-метровый мост рухнул в реку Бобрик.

В эту ночь вместе с другими словаками стал советским партизаном и Михаил Кршка. Он хорошо понимал, что в лесах Белоруссии ведет борьбу за честь и свободу своей родины — Чехословакии. Плечом к плечу с белорусскими народными мстителями он мужественно сражался с нашим общим врагом.

После случая с зубом мы подружились с Михаилом Кршкой, частенько встречались, беседовали. А когда Белоруссия была освобождена от немцев, наши пути разошлись. Кршка ушел дальше на запад громить фашистов, я же навсегда остался в Белоруссии. Долгое время ничего не слышал о нем. Но однажды, спустя двадцать лет, когда я уже работал начальником госпиталя для инвалидов Великой Отечественной войны, позвонил Владимир Кириллович Яковенко, в то время председатель Гомельского горисполкома.

— Приезжай немедленно! — веселым голосом произнес он. — Не пожалеешь.

В кабинете председателя кроме самого Яковенко сидели еще трое мне незнакомых людей. Я направился к столу, один из троих обернулся, вскочил:

— Здравствуй, доктор! — воскликнул он. — Ну, теперь я с тобой посчитаюсь за тот зуб, который ты вырвал у меня в сорок третьем…

Он бросился обнимать меня.

Это был Михаил Кршка.