Илья Маркин - Впереди — Днепр!

Та работа, которую начали командиры корпусов и дивизий, не шла ни в какое сравнение с академическим экзаменом, о чем случайно подумал Федотов, входя в эту тесную светлую комнату. И дело было вовсе не в том, что здесь приходилось выступать не перед группой преподавателей, а перед командованием фронта, — перед суровым Ватутиным и дотошливым, вникающим в каждую деталь Хрущевым. Дело было совсем в другом. Там, на академическом экзамене, решалась всего-навсего обыкновенная тактическая задача, где на бумаге действовали условные войска, условный противник, где даже грубая ошибка грозила всего лишь снижением оценки. Сейчас же, едва прочитав выписку из оперативной директивы, Федотов сразу понял, что никаких условностей нет, что принимать решение придется не за какую-то выдуманную дивизию, а именно за свою собственную дивизию, точно такого же состава, какой она имеет, и расположенную на такой же местности, где находится сейчас. Разница, по сравнению с теперешним положением дивизии, была лишь в том, что на усиление вместо одного истребительно-противотанкового артиллерийского полка дивизия получала истребительно-противотанковую бригаду и два отдельных полка, гаубичную, пушечную и инженерно-саперную бригады, танковый полк и три полка реактивных минометов.

Никогда еще — ни во время учебы в академии, ни на многочисленных учениях и маневрах — Федотову не приходилось встречаться с таким огромным количеством средств усиления, придаваемых одной стрелковой дивизии.

Глядя, как под рукой начальника штаба дивизии вырастает длинная колонка цифр танков, пушек, гаубиц, минометов, которые будет теперь иметь дивизия, Федотов невольно покачал головой.

— Что, не верится в реальность таких средств усиления? — услышал он прямо над собой тихий голос Хрущева и хотел встать.

— Сидите, сидите, — остановил его Хрущев.

— Да нет, почему же, — замялся на мгновение Федотов.

— Но все же сомневаетесь? — с заметной иронией сказал Хрущев.

— Вообще-то, конечно. Никогда такого усиления еще не бывало, — сказал Федотов, снова пытаясь встать.

— Сидите, сидите, — опять остановил его Хрущев. — Сомнения ваши, конечно, оправданы. Весь сорок первый, да и прошлый год мы воевали впроголодь, из всех уголков соскребая все, что можно. Но теперь мы не так бедны. Будет у вас точно все то, что записано здесь, — резко, со звоном в голосе сказал Хрущев, — а может и еще кое-что подбросим, если обстановка потребует. А ко всему, что есть, приплюсуйте еще авиацию — бомбардировочную и особенно штурмовую.

«Неужели и в самом деле все это будет? — подумал Федотов, когда отошел Хрущев. — Да если так, то пусть хоть сотни танков пускают».

Он взял у начальника штаба листок с подсчетом общего количества огневых средств, придвинул к себе карту, где уже была нанесена задача дивизии и, глядя на изученное до мелочей цветное поле, задумался.

Да, хоть и ответственна и трудна для обороны полоса дивизии, но с такими силами и средствами можно остановить любого противника. Ему вспомнились бои под Москвой в октябре сорок первого года, когда его дивизия всего с двадцатью шестью пушками и сорока минометами целый месяц отражала яростные атаки немцев и удержала, не отступив ни на метр, одиннадцатикилометровый фронт. И тогда у противника наступали танки, и немало. В одной из атак одновременно участвовало сорок семь машин. А теперь в дивизии не двадцать шесть, а почти полторы сотни орудий и фронт не одиннадцать километров, а всего лишь шесть. Пусть тут, между Белгородом и Курском, местность удобнее для наступления, но зато сколько огневых средств! Нет, это не Подмосковье, не сорок первый год, когда дрожали за каждый снаряд, радовались получению даже единственной «сорокапятки».

Возбужденный этими мыслями, Федотов, шепотом советуясь со своими начальником штаба и начальником политотдела, один за другим решал вопросы организации обороны. Все было просто, ясно и конкретно. Все послушно ложилось на карту и формулировалось в четких пунктах командирского решения.

Федотов так увлекся работой, что даже не слышал, о чем вполголоса говорили переходившие от одного стола к другому Ватутин и Хрущев.

Когда все было решено, нанесено на карту и записано на бумаге, Федотов вытер платком вспотевшее лицо, расправил уставшие плечи и встретился с внимательным взглядом Ватутина.

— Закончили? — посмотрев на часы, спросил Ватутин.

— Так точно! — порывисто вставая, ответил Федотов.

— Что ж, посмотрим, — обернулся Ватутин к Хрущеву.

— Конечно, — согласился Хрущев. — По времени весьма прилично, а вот как по существу…

Пока Ватутин и Хрущев изучали по карте и тексту его решение, Федотов никак не мог сосредоточиться на какой-либо определенной мысли. Все странно и удивительно мешалось и перепутывалось, то вытаскивая откуда-то из самых глубин памяти далекое прошлое, то возвращаясь к тому, что происходило сейчас, то убегая вперед, к тому, что будет, когда эта вот, созданная пока на карте оборона встретит яростный напор врага.

— Что же, с точки зрения штабной, все в ажуре, — с непонятной для Федотова иронией сказал Ватутин.

— Академическая оценка — четыре с плюсом, — так же не без усмешки добавил Хрущев.

— Безусловно! — согласился Ватутин и уже совсем другим, строгим, командирским голосом спросил:

— Как вы считаете: сколько сил противника будет наступать против нашей дивизии?

— Две, максимум три дивизии, из них, вероятно, одна, танковая, — не задумываясь, ответил Федотов.

— Одновременный удар какого количества танков может выдержать ваша оборона? — спросил Хрущев.

— Учитывая состав двух пехотных дивизий и одной танковой, противник одновременно может бросить в атаку до двухсот танков.

— А вам известно, что в районе Харькова и Белгорода стоят такие мощные дивизии, как танковые дивизии СС «Мертвая голова», «Адольф Гитлер», «Райх», «Великая Германия», «Викинг»? — спросил Ватутин. — Каждая из этих дивизий имеет по двести танков.

— Известно.

— И какие вы из этого делаете выводы?

— Эти дивизии, несомненно, сосредоточиваются для наступления.

— Причем на главном направлении, — добавил Хрущев.

— А ваша дивизия находится именно на главном направлении, — подчеркивая слово «именно», сказал Ватутин. — Следовательно, ваш расчет о силах противника весьма не основателен. Оборону нужно строить из расчета максимальных сил врага, а не минимальных и даже не средних. Вы прекрасно знаете, что наиболее опасен первый, массированный удар. Выдержит оборона этот удар — победа, не выдержит — все полетит, все развалится!

Ватутин говорил спокойно, не повышая и не понижая голоса, но каждое его слово поднимало в Федотове острое недовольство самим собой.