Глеб Бобров - Я дрался в Новороссии![сборник]

Молодые уехали, бросая стариков на произвол судьбы. Холодильники не работают, жара, ничего хранить невозможно, запасов мало, магазины продают только консервы, на рынке цены выросли в три раза. Везде орут несчастные брошенные коты и породистые собаки. Мы с женой с утра с тележками ходим за водой на улицу Дальневосточную, где ополченцы дают воду из скважины с девяти утра до девяти вечера, но там большая очередь. Часть воды мы раздаем бабушкам, которые почти не ходят. Им жена каждый день носит еще и еду. Кормим своих двух котов и еще нескольких брошенных кем-то во дворе. Наша кошка болеет, жена над ней плачет и каждый день покупает ей что-то свежее и дорогостоящее. Деньги тают.

Август. Укропы, обломавшись в Южном котле, решили окружить Луганск отдельно и сжимают блокаду. Взяли Лутугино, наглухо перерезали дорогу на Алчевск. Разблокировали аэропорт, навезли туда припасов, взяли Новосветловку - перерезали дорогу на Краснодон. Правда, туда осталась дорога в объезд, которая простреливается - последняя "дорога жизни" между Новосветловкой и Станицей. Наконец, взяли Хрящеватое - и последний рубеж обороны теперь прошел за Острой Могилой - там же, где он был в 1918 году, когда "красный" Луганск во главе с Ворошиловым и Пархоменко оборонялся от казаков Краснова, выстоял и погнал их обратно на Дон. Но теперь, правда, мы сами - "белые", и казаки воюют на нашей стороне.

И вот до фронта по улице Оборонной - шесть остановок трамвайных, хотя трамвай давно не ходит. И вот Оборонная вспомнила, почему она так называется и снова стала "оборонной" - исполосованная танковыми траками, размеченная разбитыми домами. Вдруг заревет "Град", словно исполинская швейная машина, с территории аккумуляторного или "сотого" завода - и летят в ответ украинские снаряды опять сюда, в район Оборонной.

А когда нет канонады, вдруг настанет здесь такая тишина, как в поле, и тогда слышно, как вместо рева потока машин, тихо-тихо шелестит трава на ветру и качаются разорванные трамвайные провода...

* * *

С украинскими минометными диверсионными группами ополченцы сначала боролись лучше, потому что люди, увидев подозрительную машину, сразу звонили на номера ЛНР - но тогда Киев специально отключил нам мобильную связь, чтобы им легче было нас убивать. Стало тяжко.

Но к обстрелам привыкли. В начале августа мина упала у нас возле дома, когда там шла жена. Всего метрах в двадцати пяти от нее - ее спасли кусты густой сирени, которые посекло осколками. Я только успел броситься к окну - уже сразу свистит вторая мина, я кричу "Падай! Падай на землю!". А она бежит к дому, кричит "Господи, помилуй!". Помиловал, и вторая мина перелетела через дом и упала в соседнем дворе, выбила там все окна.

Было много и других случаев, ходить за водой всегда рискованно. Мина свистит три секунды - можно только успеть упасть на землю, и больше ничего. Но обычно лень падать, только подумаешь: "Ну убьет, и хрен с ним, надоело!". А храбрый народ у нас на рынке, особенно в очереди за кормом для котов. Рано утром у нас на таксопарке на рынке стояло три очереди, в основном, из пенсионеров - за хлебом (ждут, когда привезут), за молоком (когда еще возили молоко, в августе перестали - все пригороды отрезаны) и за рыбой для котов и куриными лапами для собак.

Последняя очередь была самая бесстрашная. При свисте мин и взрывах, первые две очереди бросались врассыпную, а немощные бабушки просто падали на землю, в кровь разбивая локти и колени. Но "кошачья" очередь, самая длинная, лишь слегка вздрогнув, продолжала бесстрашно стоять. И продавщицы продолжали торговать, крича почти в истерике: "Мы тут все сдохнем из-за ваших котов, будь они неладные!".

Бабушка в очереди говорит:

- Я уж сама как-нибудь, а моему Барсику куплю рыбки...

"Мы отвечаем за тех, кого приручаем".

* * *

Пенсионерка, бывшая учительница, говорит в очереди: "Я пишу книгу обо всем об этом". Да, такой народ победить нельзя. Хочется найти пример, как описать все это, беру бунинские "Окаянные дни". Но нет, там все "с точностью до наоборот". Там отвращение и тоска, а у нас - надежда и... радость. Нет, как это ни дико звучит, но я бы написал "Счастливые дни"!

Да и сам Бунин, будь на нашем месте, написал бы, наверное, вот так:

"Город пустел, заполняясь грозным пространством знойного воздуха, и в перерывах между взрывами и свистом мин тихо звенело ощущение какого-то неведомого радостного будущего, сладко тревожащего сердце".

Даст Бог, и я когда-нибудь так напишу, если жив останусь.

Однажды ранним утром, когда не было канонады, я вдруг подумал: "А как там Вася? Он же на окраине, почти на линии фронта, и вряд ли уехал. Он не уедет, он такой". Василий Бугаев - это мой друг, луганский художник, которого, как водится, сейчас знают очень мало, но через полвека он будет знаменит, вспомните мои слова. Я решил пойти к нему.

Вася живет в районе "3-й километр", на выезде в сторону Лутугино, где в то время "укропы" уже сидели в "котле". Они там были еще совсем рядом, возле Роскошного, и оттуда долбили нас артиллерией. Я пошел туда пешком насквозь через "шанхай" (так у нас называется огромный район частной застройки) - от Оборонной вниз километра три. Взял с собой кусок железной трубы - отбиваться от одичавших собак - и не зря, она пару раз пригодилась. "Шанхай" тоже был пустой - людей и здесь не видно. Улочки засыпаны яблоками, которые некому собирать - стоит винный запах спело гниющих плодов. Вася оказался на месте и очень обрадовался. Я спросил:

- Где тут фронт?

Вася смеется:

- Километр отсюда. Тут самое безопасное место - все пролетает у меня над головой. Но когда взрывается там, в центре - как ножом по сердцу.

Вася достал свой последний НЗ - "мерзавчик", то есть бутылку 0,25 водки, оставленную им на самый выдающийся случай. Я предложил:

- Давай махнем мерзаву сразу всю напополам и помолчим, пока тихо.

Махнули, заели яблоком и стали молчать. В саду между деревьями от жары дрожал воздух, птицы молчали, под ногами лежала куча осколков от мин, которые Вася собирал у себя в саду и во дворе, а из кустов вышел шикарный кот и стал осторожно приближаться к нам.

- Это мой Мурчик... - сказал Вася с нежностью, максимально возможной для человеческого существа, - Я сам сдохну, а ему последний кусок отдам.

Что тут ответишь? Я заметил:

- Как-то странно водка действует. Прямо как в юности, когда первый раз ее пробовал. В сердце такая радость разливается, как влюбленность.

- У меня тоже, - согласился друг, - Я знаю от чего это. То, что сейчас происходит - это тоже как влюбленность, словно вся жизнь в одну точку собралась... Либо все новое, либо конец всему.

Вдруг, как пишут в таких случаях, его лицо "осветилось каким-то внутренним светом вдохновения" - но это действительно так и было. После нескольких случайных фраз Вася вдруг сказал: