Георгий Николов - Зной прошлого

— Похоже, что вы знакомы с ним, господин подпоручик. Уж не родня ли он вам, случайно? — поинтересовался один из жандармов.

Подпоручик все еще не мог прийти в себя.

— Знакомые мы с ним, и довольно старые, — ответил за него пленный партизан Цонко Николов из Варны.

Цветков выглядел явно смущенным. В голове у него шумело — вот так крещение! Не могли кого-нибудь другого схватить — Цонко взяли в плен. В гимназии они сидели за одной партой — были хорошими приятелями. Затем Цонко стал членом Рабочего молодежного союза, а Цветан хотя, казалось бы, и разделял взгляды товарища, но так и не пошел по его пути — продолжал колебаться, никак не мог сделать выбор. Но и тогда между ними сохранялись дружественные отношения. Цонко верил, что со временем ему удастся убедить товарища в справедливости дела, которому сам он отдавался всецело, и что сын бедняка Цветков найдет свое место в рядах борцов за свободу и справедливость. Затем их дороги разошлись. И вот неожиданная встреча здесь, в горах, на краю крохотного, мало кому известного села.

— Вас спрашивают, господин подпоручик, — прервал молчание телефонист. — Ротный.

Начальство поздравило с первым успехом и распорядилось, чтобы подпоручик лично отконвоировал пленного в село Голица, в штаб роты.

И вот уже подпоручик жандармерии Цветан Цветков торопливо шагает по лесной тропе. Шагах в десяти позади него со связанными за спиной руками в сопровождении двух жандармов идет его бывший школьный товарищ Цонко Николов. О соблюдении дистанции предусмотрительно распорядился сам взводный, хотя, казалось бы, чего ему опасаться? О чем могли говорить офицер жандармерии и пленный партизан? Сейчас они были по разные стороны баррикады: один — «защитник царя и отечества», другой — «рушитель государственных устоев». Но воспоминания о былом продолжали преследовать подпоручика, не давали ему покоя, ему никак не удавалось отогнать их. Для себя он решил, что больше не взглянет на пленного, ни одним словом не обмолвится с ним. Но не выдержал. Не прошли и километра, как Цветков резко повернулся и, крепко сжимая в руках автомат, преградил дорогу пленному. Жандармы оторопело остановились.

— Зачем встал на моем пути? — сорвался на крик подпоручик. — Зачем? Мало тебе места было в лесу? Посмотри кругом — всюду свободно…

— Откуда мне было знать, где свободно, — ответил Цонко. — Теперь-то знаю, но уже поздно. Так что тебе решать.

Лишь на мгновение их взгляды встретились. Подпоручик не выдержал. Холодный пот выступил у него на лбу, он пошатнулся и каким-то чужим голосом скомандовал:

— Охрана, дистанция десять шагов позади меня — марш!

Дня через два после этого командир роты пригласил Цветкова к себе на обед в штаб в селе Голица. Любезность ротного не вызвала у приглашенного особого восторга: он понимал, что обед является только предлогом. К тому же Цветкову стало известно, что утром в штабе побывал командующий армией генерал-лейтенант Христов. «Зачем я им понадобился? — размышлял подпоручик. — Возможно, хотят услышать от меня, что за человек Цонко. Расскажу им все как есть, надеюсь, поймут. Отправят Цонко в тюрьму — и делу конец».

Ротный встретил своего подчиненного притворной улыбкой:

— Еще раз поздравляю. Наконец-то и ты окрещен. Осталось лишь совершить миропомазание.

Сели за стол. Повар превзошел себя. Все, что могла родить земля в этом диком горном крае, стояло на столе, приготовленное сообразно вкусу ротного. Гость ожидал, что ротный сам начнет разговор, но тот молчал, словно забыв о подпоручике, и лишь старательно пережевывал пищу. Цветков не выдержал и, нарушая военный этикет, произнес:

— С тем… мы с ним были одноклассниками…

— Знаю, — откликнулся ротный, — за одной партой сидели.

— Видите ли, господин поручик, — оживился Цветан, — человек он, в общем-то, неплохой…

— Знаю, коммуниста хотел из тебя сделать…

— Какого уж там коммуниста… А когда же его отправят в Бургас, господин поручик? Ведь, кажется, есть такой приказ?

— А ты что, хочешь сопровождать его? — поинтересовался ротный.

— Нет, не хочу, — пробормотал Цветков, — нет смысла.

— Вот и я думаю, что нет смысла. Отправим, а суд возьмет да и оправдает его. И гоняйся за ним опять по горам. — Ротный пристально взглянул на своего подчиненного и твердым тоном, как и подобает начальнику, произнес: — Генерал Христов был здесь. Распорядился пленного сегодня расстрелять. И ликвидируешь его ты, таков приказ.

— Как, без суда? И почему я?

— Обсуждать здесь нечего. Приказ номер двадцать шесть вам известен, подпоручик. Через час доложите мне о выполнении. И помните — лично вы!

В полдень солнце в горах печет сильнее, чем в долине. Расстегнув воротничок и крепко сжимая автомат, шагал по дороге подпоручик. Позади под охраной двух жандармов шел пленный партизан. В нескольких сотнях метров от села Цветков приказал охране остановиться, а сам вместе с пленным прошел вперед. Он не хотел, чтобы были свидетели, тем более его подчиненные. В любого другого он и глазом не моргнув выпустил бы пулю. В бою у Дюлино он доказал это. Не зря его хвалил поручик Стефанов. Но сейчас пусть лучше охрана стоит в сторонке, чтобы никто не заметил мертвенную бледность его лица.

В какой-то момент в сознании Цонко блеснула искра надежды. Ведь они остались вдвоем, а вокруг лес. Сейчас Цветан развяжет ему руки и выстрелит в воздух. Там, за соседним склоном, место сбора отряда. Полетит туда Цонко как неудержимый ветер. Но направленное ему в грудь дуло автомата лишило его всякой надежды на спасение. Нет, он не стал просить пощады у того, кого раньше считал своим другом, а лишь гордо бросил ему:

— Жаль мне тебя, Цветан, до чего ты дожил…

— А ты до чего дожил? — оборвал его подпоручик, яростно давя на спуск автомата. И даже не взглянув на распростертое тело, торопливо зашагал по тропинке, ведущей к селу.

Охранники приблизились к месту казни. Ротный предупредил их: «Смотрите в оба, чтобы подпоручик не выкинул там какую-нибудь шутку».

— Мертвее не бывает, — сказал первый. — Смотри, как изрешетил, не пожалел патронов.

— А говорят, был ему другом, — добавил второй.

Крещение и миропомазание остались в прошлом. Цветан Цветков превратился в образцового офицера жандармерии, не раз получал благодарности от начальства и денежные награды. Почти после каждой операции его ставили в пример. В двадцать три года он стал отпетым головорезом. Подпоручику поручались теперь самые ответственные задачи, и его шефы были уверены, что он сделает все для их выполнения. Когда в Каблешково сжигали дома родных и близких партизан, поручик Стефанов доверил Цветкову командование одной из групп поджигателей.