Георгий Николов - Зной прошлого

— Окружной комитет РМС, — проинформировал своих товарищей секретарь околийского комитета, — поручил нам отыскать надежное место для организации подпольной типографии.

— Раз необходимо, — не задумываясь откликнулся Иван, — найдем такое место.

— Где? — поинтересовались члены комитета.

— Например, у нас дома. Оборудуем тайник во дворе под собачьей будкой. По крайней мере будет надежный сторож.

— Но как скрыть все это от твоей матери? — спросил секретарь.

— А зачем скрывать, мама будет нам самым верным помощником.

Вскоре тайник был выкопан и оборудован под типографию. Товарищи из окружного комитета доставили технику, и в январе 1935 года типография «Крум Делчев» начала работу. Часть отпечатанных прокламаций распространялась в городе, остальные переправлялись в окружной центр. В опасной работе Ивану и его товарищам помогали тетушка Каля и все члены семьи Ченгелиевых. Затем произошел крупный провал. Были арестованы многие ремсистские активисты из Бургаса и Айтоса. Иван был приговорен к шести годам лишения свободы, три с половиной из которых он провел в Бургасской, Хасковской, Пловдивской и Сливенской тюрьмах. Выйдя на свободу, он очень недолго пробыл в родном городе, а затем уехал в столицу, чтобы целиком посвятить себя деятельности профессионального революционера. В Софии товарищи — бывшие политические заключенные — привлекли Ивана к активному участию в подпольной работе. Не знала в те годы тетушка Каля, какой вклад в победу над фашизмом внес ее сын, потому что он никогда не рассказывал об этом. С нетерпением ждала она вестей об Иване от своей Мары, радовалась, что он жив и здоров, и молилась, чтобы ничего плохого с ним не случилось. Даже боевые друзья Ивана не знали всего о его многолетней революционной деятельности, потому что одним он был известен под именем Коленце, другим как Коле, третьим как Колца, четвертым как Ламбо… Мало кто знал, что настоящее имя этого мужественного борца Иван Ченгелиев. Партийные и ремсистские активисты из полка связи и училища телеграфистов в Софии, с которыми он работал в 1941 году, запомнили его как представителя военной комиссии при окружном комитете партии в столице. Многим соратникам по борьбе его имя стало известно лишь во время судебного процесса, на котором Иван был заочно приговорен к смертной казни. Немало его друзей из боевых групп партии в Софии даже после победы еще долго пытались выяснить что-либо о его судьбе. Одни еще тогда узнали, что он погиб в родном краю, другие позднее увидели его фотографии, опубликованные в газетах и альбомах, и вспомнили о давних тревожных днях и товарищах по борьбе…

— Как не помнить, конечно, я прекрасно помню Коленце, — начал свой рассказ Марин Ницов, боевой товарищ Ивана Ченгелиева. — Подпольная работа свела нас в марте сорок третьего. Организовавший нашу встречу товарищ предупредил, что человек, с которым мне предстояло выполнить целый ряд ответственных заданий, заочно приговорен к смертной казни. Еще в апреле мы провели первую операцию. Необходимо было ликвидировать одного опасного полицейского агента. Я и еще один член боевой группы, которого все мы знали как Мишо — его настоящее имя не известно мне до сих пор, — пришли на квартиру агента. Коленце ждал нас на улице. Мы выполнили задачу и двинулись по направлению к речке Сливница. «Ты почему выстрелил только один раз?» — поинтересовался Коленце у Мишо. «Заело гильзу, так что я теперь без оружия», — ответил тот. Уловив тревогу в голосе товарища, Коленце сказал: «Пока ты с нами, тебе нечего бояться. Будем все вместе прорываться из блокированного района. — Затем он распахнул плащ и добавил: — Посмотри, какое оружие я прихватил». Увидев пистолет и гранату, Мишо немного успокоился. На мосту дежурили полицейский и несколько штатских агентов, но отступать нам было некуда. Мы приготовились к худшему, крепко сжали в руках пистолеты и двинулись прямо на них. Однако штатские агенты как по команде вытащили руки из карманов и принялись смотреть куда-то в сторону. Полицейский же, заложив руки за спину, уставился себе под ноги. Мы быстро проскочили мимо них, в любую минуту готовые вступить в бой. Миновав мост, мы с Мишо бросились бежать по спускавшейся к реке улице, Коленце прикрывал нас сзади. Затем и он догнал нас.

— Почему после победы вы ничего не написали о нем? — спросил я.

— Я слишком поздно понял, кто такой был Коленце. Если бы в то время в газетах была опубликована его фотография, многие его боевые товарищи написали бы о своих встречах с ним. У Коленце было несколько конспиративных квартир. И мне он не раз помогал укрыться от полицейских агентов. С марта по август сорок третьего года мы занимались изготовлением фальшивых документов, удостоверяющих личность. У нас было достаточно бланков и фотографий, но не было печатей. И опять выручил Коленце — за несколько дней он раздобыл четыре печати различных полицейских участков и одну даже из софийской городской управы. Как он их достал — не знаю. Однако ни один документ не вызвал подозрения у властей. Коленце вообще был мастер на все руки. Не раз ему приходилось ремонтировать вышедшие из строя пистолеты самых различных систем, которыми были вооружены члены боевых групп. Обычно он выполнял эту работу в мастерской одного своего товарища. Однажды, когда на столе в мастерской были разложены ремонтируемые пистолеты, туда вошла жена хозяина. Увидев оружие, она испугалась, подняла крик и бросилась к выходу. Коленце первым понял, что женщина может невольно выдать их, и сказал ее мужу: «Иди верни ее!» Когда женщина вернулась, Коленце стал успокаивать ее: «Ты напрасно так испугалась. Мы не разбойники, мы боремся за счастье болгарского народа. А своим криком ты можешь повредить и нам, и себе». Испуганная женщина все продолжала повторять: «А мои дети, дети…» Тогда Коленце сказал ей: «Именно за их счастье мы и боремся, не щадя собственной жизни. Иди и забудь обо всем, что ты видела». Хозяин мастерской начал оправдываться, при этом он называл своего товарища Иваном. Я тогда подумал, что это еще одна его подпольная кличка. Не догадался, что это его настоящее имя… Коленце целиком отдавал себя подпольной работе, для личной жизни у него не оставалось времени. Рассказывать о себе он не любил. Лишь однажды он мне поведал один эпизод из своей жизни.

Дело происходило в июле сорок третьего года. Согласно решению Центрального Комитета партии члены боевых групп должны были влиться в действующие партизанские отряды. Коленце предстояло стать бойцом отряда «Чавдар», в котором он когда-то проходил месячный курс минноподрывного дела. Мы дружески простились, но через пятнадцать — двадцать дней я, неожиданно для себя, вновь встретился с ним в Софии. «Не повезло мне, — начал свой рассказ он. — Товарищи оказали мне доверие, включили в группу подрывников, которая должна была уничтожить резервуары с бензином на станции Макоцево, но вышло так, что я по дороге отстал от группы…» Коленце переживал, что подвел товарищей, хотя все дело было только в том, что он плохо знал горы и не умел передвигаться в них ночью. Затем он мне рассказал, как среди бела дня возвратился в Софию, какие мытарства пришлось ему перенести при этом. На одной из улиц его остановил полицейский и потребовал предъявить документы. Коленце выхватил пистолет, упер его дуло в грудь полицейскому и сказал: «Вот тебе мой документ». Полицейский испугался: «Погоди, я ведь тебя просто так спросил, иди себе с богом». Коленце велел ему повернуться лицом к забору и стоять так в течение часа. «Если хочешь, и до вечера простою», — с готовностью согласился полицейский. Коленце об этом случае рассказывал так остроумно, так заразительно смеялся над незадачливым полицейским, что мне подумалось тогда: «Вот он, оказывается, какой веселый человек, а я даже и не замечал этого».