Семен Крутов - Синие солдаты

Сергею вспомнился дом в Сокольническом парке. Москва… Пасмурное мартовское утро. Хлопьями падает мокрый снег. Он рубит дрова. Уставший, приносит их в комнату. Мать затапливает печь, и дрова весело потрескивают. Какой-то недочитанный роман появляется в его руках. Много он читал тогда о героях, мечтал походить на них. А вот попробуй, будь героем здесь, где степь, степь и «до смерти четыре шага».

Вот в одной из передних шеренг кто-то упал. Его подняли товарищи и повели, поддерживая за руки. Подбежал конвоир, ткнул штыком в одного из ведущих и приказал бросить ослабевшего.

— Schwach [1] нем . слабый, плохой , - сказал он надменно. — Оставьте его. Там идут машины, подберут.

Часа через два люди стали ослабевать, многие падали. Они оставались лежать около дороги, неподвижные, с посиневшими губами и скрюченными руками. С болью в сердце, стараясь не наступить на тела, шли мимо них товарищи. «Сейчас он упал, а через два-три часа, возможно, и я», — думал каждый.

Вскоре по колонне прошел шепот, что тех, кто падает и не может идти дальше, в машины не сажают, а добивают выстрелом в затылок или прикалывают кинжалом идущие сзади солдаты, а трупы бросают в машины. От этого известия всех охватил ужас. На вопросы пленных, куда их ведут, конвоиры лишь саркастически улыбались, пожимали плечами и говорили кратко и отрывисто: «Ich weis nicht» [2] нем . Я не знаю .

Вечерело. Вдали показалась деревня. Усталые, поредевшие шеренги немного повеселели: возможно, будет отдых, ночлег. За восемь часов было пройдено около сорока километров без единого привала.

Вскоре колонна уже шла по шоссейной дороге мимо села. Рассерженно тявкая, выбегали дворняжки и хватали конвоиров за полы зеленых шинелей. Жалостливые деревенские женщины и ребятишки выносили кто кусок хлеба, кто вареную картошку, кто табак, кто лишнюю тряпку, пытаясь как-то передать их пленным. Злобно ругаясь, конвоиры отгоняли женщин прикладами, а у тех, кто успел взять эти небольшие подачки, вырывали и отбрасывали далеко в сторону.

— Родименькие! Да куда же они вас? Да что же это такое? — завыла какая-то молодайка.

— На смерть, хозяйка! — крикнул кто-то из колонны и осекся: кованым прикладом в висок конвоир уложил его на месте.

— Weiter! Ap! Ap! [3] нем . Дальше! — орали конвоиры.

Вдруг одна из дворняжек, грозно тявкнула и с торжествующим визгом вцепилась в жирную ляжку здоровенного немца, но вскоре, жалобно воя, осела у обочины дороги, прошитая автоматной очередью.

На краю села колонну ожидали плотные зеленые ряды солдат, одетых в русские шапки и валенки. Это были немцы, экипированные по-зимнему за счет трофейных фондов. Сергей оглянулся. Далеко позади, еще только с горы спускался хвост колонны. Люди в изнеможении валились на холодный снег. Налитые свинцовой тяжестью, ноги болезненно, гнетуще выли. Сергей вытянулся на снегу. Голова бессильно опустилась, и сразу же все поплыло перед глазами: и конвоиры, и серые деревянные домики с соломенными крышами, и группы офицеров, толпившихся в стороне от дороги.

Какое-то жуткое забытье навалилось на него, и когда в воздухе прогремела свирепая команда «Aufstehen!» [4] нем . Встать! , он не понял, почему двадцать минут, данные на отдых, промелькнули, как две минуты. Пьяные от усталости люди поднимались и шли, некоторые снова падали, оставаясь лежать на снегу.

Новый конвой в ожидании колонны основательно промерз и теперь, стараясь согреться в пути, торопил измученных людей. Когда последние шеренги миновали деревню, в подъехавшие крытые машины немцы побросали оставшихся на снегу и двинулись вслед за ушедшей колонной. Сергей шел, прихрамывая, стараясь ни о чем не думать. Все давным-давно передумано: выхода нет. Оставалось только идти, идти до тех пор, пока еще есть какие-то силы. Бежать? Куда? До пули конвоира — всего шаг в сторону. А там крытая машина вывалит очередные тридцать-сорок трупов в первом попавшемся овраге, освобождая место для новых мертвецов. Умереть с песней одному? Но за это поплатятся жизнями сотни товарищей.

— Больше не могу! — говорит сосед. — Прощайте, братцы! — и падает в сторону от дороги в снег.

Многие, спотыкаясь, падают и цепляются за ноги проходящих, умоляя о помощи. Их берут под руки, поднимают, идут вместе с ними, а потом, изнемогая, падают также вместе.

Давно стемнело. Четыре часа безостановочно шла колонна. Усталые конвоиры, злобно переругиваясь между собой, кляли на чем свет, и морозы, и Россию, и войну, вымещая всю злобу на пленных. Это была особая истребительная команда. Сейчас она выполняла очередной план разгрузки лагерей. План был ясен и прост: надо, чтобы военнопленные сами умерли в дороге — это и дешевле, и проще. К рассвету конвоиры сами устали и начали просить офицеров о привале. Указывая на жалкие остатки пленных, старший офицер напомнил им о том, что они солдаты великой Германии и сейчас выполняют боевое задание, поэтому ни о какой передышке не может быть и речи.

За сутки измученные люди прошли семьдесят километров, и от десятитысячной колонны осталось не более пяти-шести сотен. Ранним утром колонна вошла в большое село. Там их ждала новая смена конвоя. Но часовой отдых все-таки дали.

А потом снова бесконечный путь. Сергей совсем выбился из сил. Он смотрел слезящимися от пронзительного ветра глазами на спины идущих товарищей и ничего не видел. На какие-то доли секунды Сергей потерял сознание, но его поддержали соседи. Их посеревшие, мутные глаза и лица говорили о смертельной усталости, но люди не стонали, не жаловались, не ругались.

Пленные шли и шли сосредоточенно, лишь изредка переговариваясь между собой. Сибиряк, шедший справа, стараясь поддержать Сергея, начал рассказывать о том, как он однажды шел двое суток по следам чернобурой лисицы. Правда, оговорился он, ночью отдыхал. Сибиряк достал из своей котомки последний заветный сухарь, приберегаемый на самый черный день, и поделил его с Сергеем и тамбовцем. Сосредоточенно разжевывая сухарь, Сергей думал о том, что благотворительные миллионные пожертвования богачей ничтожны по сравнению с последним сухарем истощенного человека, поделенным им на троих голодных товарищей. Сухарь, казалось, прибавил силы: Сергей стал идти ровней и спокойней.

— Видишь, идем и идем, и нет конца пути нашему. Вчера хоть потеть могли, а сегодня и этого не можем, — пошутил сибиряк.

Сначала они шли в головных шеренгах, а теперь отстали и оказались почти в хвосте колонны. Внезапно впереди раздались крики, а потом послышались длинные автоматные очереди. Это конвоиры расстреливали голову колонны. Пленных остановили, приказали лечь на землю. Оказалось, что кто-то в передней шеренге не выдержал и в припадке ярости бросился на конвойного офицера, перерезал ему глотку бритвой, а вторым взмахом покончил с собой. Вскоре окровавленный труп офицера пронесли мимо палатки четыре солдата. А еще через десять минут остатки колонны быстро погнали вперед. Теперь от всей колонны осталось не более двухсот человек.