Владимир Першанин - Танкист-штрафник [с иллюстрациями]

Думаю, мы столкнулись с одной из таких групп. Фрицам оставалось до линии фронта совсем ничего, навстречу им прорвалась подмога. За два с половиной года я неплохо изучил тактику немцев и был уверен, что остановить моторизованную группу не удастся.

Там, где имелась малейшая возможность, фрицы отчаянно прорывались ценой любых потерь. Слово «плен» для большинства по-прежнему оставалось синонимом смерти. Они предпочитали драться до конца.

Мы ударили с фланга довольно удачно. Не меньше пяти-шести танков остановились, некоторые загорелись. В нашу сторону сразу развернулись самоходки с более мощными орудиями и открыли огонь. Знаменитых «тигров» в колонне не оказалось. В основном там были средние танки Т-3 и Т-4. Не скажу, что эти машины являлись слишком грозным противником для «тридцатьчетверок». Главную опасность представляли их кумулятивные снаряды, высокая точность наводки, ну и, конечно, самоходки «артштурм» с 88-миллиметровыми пушками.

У нас вспыхнули сразу два танка. Мы сближались с немецкими машинами, посылая снаряды и с ходу и с коротких остановок. Т-4, с длинноствольной пушкой, обвешанный звеньями гусениц, с броневыми щитами по бортам, выстрелил в мой танк с расстояния четырехсот метров. Повезло, что кумулятивных снарядов у немцев оставалось мало — они вели бои уже несколько дней. Болванка отрикошетила от лобовой брони, снесла шаровую установку курсового пулемета и с воем унеслась прочь. Васю Легостаева сбросило с сиденья.

— Васька, жив?

Стрелок-радист ворочался внизу, а Кибалка загонял в ствол очередной снаряд. Мы выстрелили в Т-4 одновременно с Февралевым. Кто-то из нас попал в цель, но снаряд вмял звено гусениц и не пробил лобовую броню. Экипаж Т-4 крепко встряхнуло, впрочем, как и нас. Ленька бестолково толкал в казенник снаряд, я пытался помочь ему, но Февралев успел выстрелить еще раз, и Т-4 остановился.

Мы скатились в овражек. Витя Иванов, задрав голову, зажимал нос, из которого сочилась кровь. Леня Кибалка наконец зарядил орудие и показал мне на дыру диаметром сантиметров двадцать на месте шаровой установки.

— Убьют нас, — пожаловался он и, кажется, всхлипнул. Потом добавил: — Со сквознячком пойдем.

— Ленька, у тебя башка в порядке? — спросил я.

— В порядке, а че?

— У меня гудит, — прошамкал Витя Иванов. — Кажется, зуб выбили. Во, сволочи!

Он выплюнул на ладонь кровь и, рассмотрев обломок зуба, стряхнул его с ладони. К нам скатилась с бугра «тридцатьчетверка» Гриши Захарова. Клацнув гусеницами, замерла в нескольких шагах. Я подумал, что свихиваюсь. Внезапно возникший танк с перекосившейся башней, закрытыми люками и неработающим мотором. Никто из «тридцатьчетверки» не появляется, минута-вторая тишины…

— Эй, вы там! — позвал я.

От этой тишины и неподвижной машины веяло жутью. Потом шевельнулся командирский люк. Из него выплыло облачко дыма, а затем дым пошел густо: из пробоины в передней части, из щели между башней и корпусом, из трансмиссии. Я опомнился первым:

— Витька, заводи!

Заревел мотор, Иванов свое дело знал. Из танка младшего лейтенанта Захарова вместе с дымом уже выбивались языки пламени. «Тридцатьчетверка» взорвалась, когда мы отскочили метров на пятнадцать. Рвануло крепко. Нас качнуло, а спустя секунды на броню посыпались звякающие обломки, шлепнулось что-то тяжелое.

Я выглянул из люка. На трансмиссии лежало человеческое туловище без головы и обеих рук. Машину Гриши Захарова разорвало едва не пополам, отбросив в сторону башню. Огонь поднимал в воздух грибовидное облако дыма, огненные завитки и сизые хлопья брезента.

Я хотел вылезти и столкнуть человеческие останки, но машину трясло, а когда вынырнули из овражка, нос к носу столкнулись с комбатом Плотником и Успенским. Неподалеку стояла подбитая «тридцатьчетверка», подальше горел Т-4. Сдетонировал боезапас, хранившийся в кормовой части башни. Башню Т-4 разворотило, листы брони торчали в разные стороны, крышу сорвало и отбросило в сторону.

Пока мы возились, приводя в порядок машины, бой переместился западнее. На скорости подлетела «тридцатьчетверка» командира полка Третьякова. Полковник поздоровался со всеми за руку, глянул на мой танк с дырой на месте шаровой пулеметной установки.

— Подковали?

— Есть немного, товарищ полковник.

— Воевать сможете?

— Сможем. Только люди контужены.

Вмешался комбат, стал говорить о потерях, о том, что большинство машин повреждено.

— Надо гадов добивать, Петр Назарович. Собирай все, что можешь, — перебил его командир полка.

— Было бы что собирать.

Мы сняли с трансмиссии тело погибшего танкиста. Кто он — определить невозможно. Отнесли в братскую могилу. Там возились похоронщики.

— Вы с него сапоги не снимайте, — попросил я.

— Ладно. Закопаем как есть.

Иванов завел двигатель. Оставшиеся танки двигались в квадрат, указанный командиром полка. Следом за мной шла «тридцатьчетверка» комбата Успенского. Подумал со злостью: «Повоюй, хватит командовать!»

Злость не самое лучшее человеческое чувство. В ответ на мое пожелание от немцев прилетела тяжелая болванка. Врезалась во влажную кочку, вывернула куст краснотала и, кувыркаясь, пролетела перед нами. Миновали еще одну подбитую «тридцатьчетверку». Ребята возились с гусеницей. По рации поймал голос Хлынова. Сначала ротный выругался, потом обрадовался, что мы живы, и тоже поторопил нас. Немецкие танки, замедлив ход, вели беглый огонь, давая возможность вырваться своим бронетранспортерам и грузовикам с людьми.

Наших «тридцатьчетверок» оставалось совсем мало. Непрерывно стреляли две батареи дивизионных пушек ЗИС-3. Но стояли они на открытом месте, не успев окопаться. Высотой метра полтора с массивными щитами, орудия представляли хорошо различимую мишень.

Их выбивали одну за другой укрывшиеся среди деревьев самоходки и минометы. Остатки батальонов, сблизившись с немецкими танками, били друг друга почти в упор. Т-3 получил от меня снаряд в борт. Сорвало с клепок броневую плиту, попало в основание башни. Немец продолжал катиться, из боковых дверок выпрыгивали танкисты в черных куртках и, пригибаясь, бежали прочь.

Командир второй роты Артем Зайков удачно врезал длинноствольному Т-4, разбил ходовую часть, затем ударил в лоб. Лейтенант совершил ошибку, не меняя позицию, выстрелил в третий раз с одного и того же места.

Его поймала в прицел самоходка. Удар 88-миллиметрового кумулятивного снаряда прожег броню, как фанеру. Мгновенно сдетонировали боеприпасы, башня, подпрыгнув, плюхнулась в грязь. Второй взрыв (наверное, шарахнули снаряды в напольных чемоданах) вздернул опорную плиту и развернул ее поперек корпуса. Пламя мгновенно охватило машину.