Курцио Малапарте - Волга рождается в Европе (ЛП)

При оценке ситуации нельзя упускать из виду один фундаментальный факт: Ленинград уже пять месяцев практически отрезан от остальной России, не имея возможности получать какие-либо подкрепления и снабжение продуктами и боеприпасами, несмотря на трассу над ледяной равниной Ладоги, самого большого внутреннего озера Европы. Эта невозможность получать подкрепления, вместе с характером Ленинграда как рабочего города и с его особенным политическим значением, побудила советское командование применять типично коммунистическую тактику штурмовых бригад рабочих и матросов для его защиты.

Огромная масса рабочих, несколько сотен тысяч способных носить оружие мужчин, которые не смогли своевременно эвакуироваться в промышленные районы восточной России, была включена в особые штурмовые формирования, в которых находятся те же самые элементы, как и при спроектированной и построенной Троцким организации октябрьского восстания 1917 года: подразделения техников, подразделения механиков для танковых и артиллерийских полков, и подразделения моряков Балтийского флота. Эти штурмовые бригады, к которым присоединяются подразделения специалистов по минной войне, применяются на самых уязвимых участках не только военного фронта, но и политического. Наскоро собранные пехотные части, которые должны нести бремя изматывающей позиционной войны на самом переднем крае, опираются на этот типично коммунистический «каркас», который выполняет, прежде всего, политические задания и сражается, используя тактику, которая не имеет ничего общего с тактикой позиционной войны: они используют типичную тактику восстания, тактику гражданской войны. Эта осада представляет собой, в какой-то мере, возвращение ленинградского пролетариата (в марксистском понимании, самого прогрессивного, самого радикального во всем Советском Союзе) к тактике и особенно к духу коммунизма. Подразделения вооруженных рабочих, без военной подготовки, но технически максимально эффективные и воодушевленные жестоким фанатизмом, сохранили признаки ударных бригад «спецов», «ударников» и «стахановцев», как бы их не называли, которые появились за пятнадцать лет интегральной индустриализации и пятилеток. Они вместе с матросами Балтийского флота, без сомнения, самые надежные и самые способные элементы Коммунистической партии. Но что является слабым местом этой военной рабочей организации, которая непосредственно контролирует не только гражданское население Ленинграда, но и военные власти, и держит в своих руках все жизненно важные центры и нервные узлы?

Слабые места – это происхождение, политическая структура и политический фанатизм в связи с особенностями осадной войны. Следует подумать, прежде всего, о чувствительных потерях, не столько из-за боев, сколько из-за голода, лишений и эпидемий – только от сыпного тифа в Ленинграде ежедневно погибает примерно две тысячи человек – которые прореживают ряды этих заводских коллективов. Партия теряет, таким образом, при пассивной защите города свои лучшие элементы, свои технически и политически самые прогрессивные и самые надежные члены. Она теряет свою рабочую аристократию. Политическое гигантское тело теряет скелет. Чтобы ограничить до минимума это ежедневное сокращение числа лучших элементов, советское командование пытается по мере возможности беречь рабочие бригады. До сих пор рабочие штурмовые бригады применялись, насколько видно, лишь на фронте у Ораниенбаума, на участке Шлиссельбурга и на участке Царского Села. На поле сражения рабочие батальоны снова доказали мужество и бесспорный технический потенциал; все же, теперь видно, что им нанесли вред пять месяцев бездеятельности и внутренняя полемика. Бездеятельность, как известно, для любых войск означает тяжелую опасность разложения. Эта опасность тем больше, когда речь идет о военных формированиях политического характера. За эти последние недели процесс распада в его типичной форме проявления в виде борьбы тенденций в рабочих массах Ленинграда неизбежно добился уже значительных успехов. Есть непосредственные сообщения о серьезном недовольстве, о жесткой борьбе между сторонниками различных направлений борьбы, о растущей тенденции подчинять чисто военные проблемы чисто политическим. Левое крыло партийцев, огромное большинство ленинградского пролетариата, ежедневно укрепляет свою критическую позицию по отношению к политическим и военным органам Москвы, которых оно упрекает в том, что они при ведении войны не применили то, что экстремисты называют «коммунистической стратегией».

То, чем может быть эта «коммунистическая стратегия» с военной точки зрения, не абсолютно ясно; но с уверенностью можно предположить, что это выражение относится не столько к военному, сколько к чисто политическому ведению войны. Это критика, исходит, без сомнения, из внутреннего вопроса, из партийного вопроса: из обычных внутренних вопросов, которые возникли из одного из многих неизбежных разбавлений и отклонений марксистской идеологии и одной из многих интерпретаций ленинизма, и сделали традиционно беспокойный и упрямый коммунистический экстремизм Ленинграда самым серьезным элементом беспокойства во всей партии. Известно, как жестоко Ленин в 1920 году проводил чистку среди рабочих Ленинграда и кронштадтских матросов, т.е. среди «старой гвардии революции», которую обвинили в том, что она угрожает единству партии и ставит на карту судьбу диктатуры пролетариата. Воспоминания об этих кровавых злодеяниях все еще живы в рабочих массах столицы Октябрьской революции и среди матросов Балтийского флота, и они наверняка не способствовали бы предупредительно-положительной позиции Ленинграда и Кронштадта в возможной политической ссоре с Москвой. Голод, бездеятельность, ужасные ежедневные сцены страданий, которые возлагает осада на гражданское население, т.е. на семьи, жен, детей этих рабочих, благоприятствуют, без сомнения, созданию отчаянных планов и подталкивают рабочие массы к поиску решения, выходу на политическую территорию борьбы тенденций и применению насилия внутри. Душевная конституция ленинградского пролетариата в высшей степени уязвима и опасна; и она готовит большие хлопоты политическим и военным руководящим структурам в Москве, так как они из-за осады не могут думать об улучшении военной ситуации города и положения с его снабжением. Москва совершенно четко понимает, что такое состояние вещей должно на длительный срок ослабить военную эффективность рабочих бригад. Прежде чем я покидаю передовой командный пункт, я еще раз смотрю вперед и рассматриваю осажденный город. Легкая пелена тумана поднимается от ледяной равнины Финского залива между Кронштадтом и дельтой Невы. Постепенно Ленинград в равномерном белом цвете ландшафта приобретает тусклый вид. Это как нереальное появление, мираж в белой снежной пустыне. Там, над промышленной зоной и Путиловским заводом поднимается под беспрерывным грохотом тяжелой немецкой артиллерии густое облако дыма. Мы поворачиваем назад, ползем по траншее, останавливаемся на мгновение у наблюдательного поста, затем быстрыми шагами выходим на узкую ледовую ленточку и стремимся использовать туман, чтобы ускользнуть от оптических прицелов советских снайперов. Уже поздно и начинает темнеть, когда мы достигаем боевой позиции. Полковник Юнквист, который удерживает участок Александровки своим батальоном, просит нас ненадолго зайти в «корсу» его штаба на чашку чая. Когда мы снова покидаем «корсу» и прощаемся с полковником Юнквистом и его офицерами, мой взгляд снова приковывает картина, которая уже знакома мне, но каждый раз снова меня удивляет: два абсолютно голых, блестящих от пота мужчины выбегают из сауны и валяются в снегу. Читатель, наверное, знает, что такое сауна. Это типично финская паровая баня, от которой финны не могут отказаться даже на самом переднем крае. В маленьком бараке, из которого состоит эта блиндажная сауна, горит печь, похожая на открытую сверху и оснащенную крепкой железной решеткой хлебопекарную печку. На эту решетку сложены несколько больших камней, которые раскаляются на огне, и на которые время от времени выливают несколько ведер воды, чтобы получить пар. Когда парящиеся примерно при температуре в 60 градусов уже хорошо вспотели, они выбегают наружу, где царит двадцати- или тридцатиградусный мороз, и валяются в снегу.