Георгий Травин - Снайпер

Левее того места, где обнаружил себя русский снайпер, бурьян зашевелился. Шперлинг стал присматриваться. Волны, вызванные ветром, шли почти перпендикулярно к линии фронта, а там движение травы было фронтальное.

«О, тут что-то неладно! — подумал Шперлинг. — Похоже, что ползет кто-то?»

Движение прекратилось, и как раз в тот момент, когда налетел порыв ветра. Шперлинг захихикал про себя:

— Плохо, русский! Очень плохо. Надо следить за природой. Я бы так не полз! Сейчас ты будешь наказан за глупость!

Он навел винтовку в то место, где только что предательски шевелился бурьян.

Прошло минуты две. Бурьян больше не шевелился.

«Остановился или же приполз на место? — размышлял Шперлинг. — Так или иначе теперь он никуда не денется. Теперь он — мой. Младенец! Он и не подозревает, что участь его решена. Это будет у меня триста двадцать шестой».

В самом деле, русский, очевидно, ничего не подозревал: через некоторое время он снова пополз потихоньку.

Но Шперлинг был не мальчишка, стрелять он не спешил: цель оставалась все же невидимой; надо ее увидеть, чтобы ударить наверняка — Шперлинг не пускает пули на ветер! Он заметил, что в одном месте бурьян реже, и это место — как раз на пути ползущего. Там меж стеблей должно что-нибудь показаться.

Он не ошибся. Очень скоро сквозь стебли стало видно что-то зеленовато-желтое. Опытный глаз снайпера легко распознал, что это — спина человека в русской летней гимнастерке. Не спеша, он выстрелил в движущуюся спину и стал смотреть в бинокль. С удивлением он увидел, что русский продолжает ползти. Неужели он так легко ранен? Ну, что ж, надо добить!..

Шперлинг выстрелил еще раз.

Человек продолжал ползти.

— Что за чертовщина? — рассердился Шперлинг — Может ли быть, чтоб я двумя пулями не пригвоздил к земле ползущего человека? Броня на нем, что ли? Надо нащупать голову!

Шперлинг выстрелил в третий раз, но что стало с тем удивительным, неуязвимым человеком, видеть уже не мог: прямо в левый глаз его, еще прищуренный, ударила русская пуля.

Эту меткую пулю выпустил Волжин, который после второго выстрела немца хорошо разглядел его глаза и лоб и точно прицелился. Гитлеровец тоже не промахнулся ни разу, но все три пули его продырявили только гимнастерку чучела, которое за длинную бичевку тянул потраве Пересветов. Это чучело — гимнастерка и пилотка, надетые на сколоченную из досок крестовину — было сфабриковано друзьями ночью и отлично выполнило свое назначение. Интереснее всего, что это была та самая удочка, на которую когда-то фашисты подловили Пересветова! Только теперь все было устроено лучше, правдоподобнее. Очень помогла высокая трава: если бы не она, зоркий немецкий снайпер, конечно, быстро обнаружил бы обман.

Волжин хорошо видел снайпера и был уверен, что не промахнулся. Для проверки Пересветов снова потащил тихонько чучело.

Теперь оно находилось как раз на прогалине, где редкая трава не могла полностью скрыть его. К великому смущению Волжина, из той же самой бойницы, в которую он послал свою пулю, как ни в чем не бывало, немец сделал еще два выстрела по «приманке». Волжин различил там как будто те же самые глаза и лоб. Он выстрелил еще раз. В бойнице образовался просвет. По чучелу никто больше не стрелял.

«Теперь попал, а в первый раз промазал! — огорченно подумал Волжин. — Так ясно видел цель — и промазал!»

После таких трудов и риска опасный и сильный враг был посрамлен и уничтожен, а Волжин почти и не радовался: он не мог забыть, что сделал промах. Ему уже казалось, что все теперь будут говорить об этом. Он словно бы слышал насмешливый разговор:

— А Волжин-то мазать стал!

— Что ты говоришь? Неужели?

— Точно. Промахнулся сегодня. Пулю за «молоком» послал!

— Вот так снайпер!

На самом деле Волжину таких замечаний выслушивать никогда не доводилось.

Когда стемнело, снайперы отошли в расположение своей части. Волжин был молчалив и задумчив, не шутил, как обычно, все размышлял: как же мог он промахнуться? Что ему изменило — рука или глаз? Наводка была сделана точно, с упора, на спуск он нажал плавно, затаив дыхание. В чем же дело?

Командиру батальона Волжин на этот раз рапортовал тоже без обычного веселого задора. Совсем несвойственным ему мрачным тоном он доложил:

— Фашистский снайпер уничтожен. Только не одним выстрелом, как полагается. Один раз я промахнулся.

— Что за беда? — сказал капитан Ивлев. — Да хоть бы весь подсумок ты расстрелял по нему — не жалко. Это же отменный снайпер был! Спасибо за службу, товарищ Волжин! Молодец!

Заслужить такую похвалу у капитана Ивлева было нелегко, но и похвала не обрадовала Волжина. Его по-прежнему беспокоил промах. Волжин считал, что хуже промаха для снайпера и быть ничего не может!..

Товарищи не понимали, почему, одолев такого врага, Волжин невесел. Всю ночь он почти не спал.

Под утро в землянку пришли трое разведчиков: Силантьев, Перепелица и Мельников.

— Не спишь, Вася? — спросил один разведчик, присаживаясь на край дощатых нар и освещая Волжина электрическим фонариком.

Сплю, — вопреки очевидности, отвечав Волжин и даже глаза закрыл.

— Ну, спи себе! Измаялся, конечно, — сказал Силантьев. — Мы тоже уморились. Из разведки сейчас. Прогулялись в знакомые тебе места — в малинник. Ох, и малины же там — пропасть! Ребята даже впотьмах ухитрились ягод наесться… У Мельникова, гляди, все лицо красное — можно подумать, что ранен!

«К чему он это рассказывает?» — мрачно думал Волжин, лежа с закрытыми глазами. А Силантьев продолжал:

— Понятно, ходили мы в те места не по ягоду. Ходили сегодняшних твоих «крестников» посмотреть, пока фрицы не уволокли их в свое логово. Хоть в потемках мы плохо разглядели, но, видать, здоровые были, черти. Отборные фашисты! Особенно один — морда такая надутая, важная…

— Как? Разве их было двое? — Волжин не только глаза раскрыл во всю ширь, но и привстал.

— А ты думал, сколько? — засмеялся Силантьев. — Десяток? Нет, брат, только парочка. И оружия взяли мы всего-навсего одну снайперскую винтовку да один автомат. Стало быть, один был снайпер, а другой — помощник, что ли…

— Адъютант! — подсказал Мельников, и все захохотали. Не отстал и Волжин.

— Так, значит, не пошла за «молоком» моя пуля! — говорил он, смеясь.

— Какое там молоко! Прямо в лоб фашисту.

— То-то же! А я уж подумывал переквалифицироваться на кашевара!

— Ни, кашевар из тебя не выйдет. Солидности нема, — пошутил Перепелица.

Однако Волжин и теперь не мог понять, почему вместо одного немца у той бойницы оказалось двое, причем один — с автоматом?

А случилось это так.

После первого выстрела Волжина немецкий разведчик услышал предсмертный хрип Шперлинга. Окликнув снайпера и не получив ответа, он пробрался в его окоп. Шперлинг лежал с окровавленным лбом и уже не дышал, хотя рот его был широко раскрыт. Разведчик выглянул в бойницу и сейчас же увидел то, что видел и снайпер: ползущего в траве русского. Гитлеровец схватил снайперскую винтовку и, сделав из нее два выстрела, разделил участь Пауля Шперлинга.