Георгий Травин - Снайпер

Лейтенант Боков не мог нахвалиться своим учеником, а Пересветов не видел в увлечении друга ничего хорошего, считал это «блажью».

— К чему тебе немецкий язык? — басил он рассудительно. — Бывает, стрелки из своих траншей с немцами переругиваются. Ну, тут интересно, конечно, какое-нибудь немецкое словечко подпустить. Позабористее! А для снайпера такое развлеченье не годится. Наше дело тихое, молчаливое. Сидишь — молчишь. Стрельнул-тем более помалкивай… Нет, Вася, зря ты время тратишь. Не досыпаешь из-за этой немецкой учебы. И письма домой писать перестал. А мать, небось, ждет не дождется письмеца от тебя. Я вот отцу два-три письма в неделю посылаю.

При этих словах друга Волжин тяжело вздохнул. Время-то он нашел бы, но писать было необыкновенно трудно: тут он вступал в конфликт со своей совестью. Дело в том, что, не желая тревожить мать, он не сообщил ей, что попал уже на фронт, а написал только, что изменился номер их полевой почты: пусть думает, что он находится по-прежнему в тылу, в полной безопасности — так ей, полагал он, будет легче. Но ложь, пусть даже «святая ложь», как ее называют, была противна его натуре. Поэтому писать матери было для него так мучительно, и писать он стал действительно редко…

Затишье, как всегда, кончилось неожиданно. Ночью батальон подняли по тревоге и перебросили в траншею на правый фланг участка, обороняемого полком.

Здесь Волжин и Пересветов поняли, что тот обстрел в пути, который солдаты называли «боевым крещением», и все те огневые налеты, которые бывали и в дни «затишья», — все это еще не было настоящим боевым крещением. Настоящее боевое крещение начиналось только теперь.

Как было установлено позднее, противник ударил в стык двух полков силами трех батальонов пехоты, которую поддерживали артиллерия и минометы.

Бой начался на рассвете и закончился только к полудню. За это время гитлеровцы пять раз ходили в атаку.

Под прикрытием сильного огня минометов им удалось добежать почти до самого бруствера нашей траншеи. Тогда капитан Ивлев поднял свой батальон в контратаку. В облаках дыма и пыли, заволакивавших бруствер, выросли грозные фигуры со штыками наперевес. Завязалась рукопашная схватка.

— За Родину! За Сталина! За Ленинград! — прокатилось вдоль бруствера в тишине, сменившей грохот стрельбы (теперь хлопали только отдельные пистолетные вы-стрелы, да иногда гремела ручная граната).

Рядом, плечом к плечу, дрались с врагом Волжин и Пересветов. Тут им пригодились приемы, которым обучали в запасном полку. Они кололи врага штыками и наносили сокрушительные удары прикладами. Оба были сильные и ловкие парни.

После короткой ожесточенной схватки уцелевшие немцы обратились в бегство.

К полудню все было кончено.

Сидя на ящике из-под патронов (много их освободилось в этот день!), капитан Ивлев выслушивал донесения своих командиров.

— А что, как наши снайперы, Волжин и Пересветов? — спросил он командира первого взвода.

— На высоте! — отвечал тот. — Оба дрались превосходно, в первых рядах. Я сам видел, как они колотили немцев. Лихо! Молодцы!

— Так, — сказал Ивлев. — Дадим снайперские винтовки.

На другой день батальон Ивлева был снова отведен в резерв, и Волжин и Пересветов получили оружие снайпера.

Старшина, принесший в землянку две новенькие винтовки с оптическими прицелами, был тот самый, к которому не так давно Волжин обращался с претензией, почему не дают ему винтовку, соответствующую его диплому. Теперь старшина так сиял, словно бы не выдавал прекрасное оружие, а сам получал его.

— Ну вот и все в порядке, — говорил веселый старшина. — Вопрос ясен. Диплом ваш испытание выдержал. Получайте снайперские винтовочки!

Повертев в руках одну из винтовок, он воскликнул:

— Эх, до чего ж хороша! Сам бы стрелял, да некогда!

Солдаты засмеялись, а старшина сказал серьезно и внушительно:

— Лучшее в мире стрелковое оружие плюс лучшая в мире оптика — в сумме советская снайперская винтовка. Хороша беспредельно. Красавица! Из рук выпустить жалко… Но в хорошие руки, так и быть, отдам.

В самом деле, хороши были эти новенькие винтовки Тульского оружейного завода, родины лучшего в мире стрелкового оружия! Плохих винтовок в Туле вообще никогда не делали и не делают, а для снайперских особенно тщательно отбираются стволы — лучшие из лучших, безукоризненной сверловки и шлифовки.

Издавна славилось своими замечательными боевыми качествами русское оружие. Созданная капитаном Мосиным трехлинейная винтовка была еще более усовершенствована советскими конструкторами и оказалась непревзойденным стрелковым оружием. Ни одна из иностранных винтовок не могла и не может сравняться с ней. Совместными усилиями оружейников и оптиков создан был достойный этой винтовки оптический прицел, дающий возможность стрелять с предельной точностью.

Поэтому нелегко было получить такую винтовку, даже имея диплом об окончании снайперской школы. Из рук веселого старшины Волжин и Пересветов с радостью и гордостью приняли бесценное оружие, а солдаты, бывшие в землянке, прокричали ура в честь этого события.

То был один из счастливейших дней в жизни Волжина и Пересветова. Они не хотели терять времени и решили сейчас же проверить и пристрелять полученные винтовки.

На фронте это делается очень просто: не надо ходить далеко — на стрельбище или на полигон. Снайперы пошли в балочку за землянками и там стреляли по самодельной мишени — фанерной дощечке, на которой Волжин нарисовал углем голову фашиста в каске.

Бой у обеих винтовок оказался точным. На дальности в двести метров пули ложились прямо в глаз и в рот фашиста.

Вместе с винтовками снайперам выдали также и полевые бинокли. С тех пор наблюдаемый ими мир изменился. «Волшебством» оптики они могли приближать к себе окопы противника, сами оставаясь на месте. В оптике прицела, концентрирующей световые лучи, мир представлялся ярче, светлее, чем он есть. В ясном поле зрения — светлом круге — с двух сторон протянуты были горизонтально две четкие, геометрически правильные темные полосы — прицельные нити. В промежуток между ними входило снизу острие третьей, вертикальной нити, так называемый пенек. На этот пенек очень удобно и легко ловить цель: она рисуется глазу в одной плоскости с пеньком, на каком бы расстоянии ни находилась в действительности.

Однако друзей ожидало еще одно разочарование… да одно ли?

Когда Волжин, бывало, на стрельбище получал в руки снайперскую винтовку, ему не приходилось горевать о целях: в них не было недостатка. И теперь ему невольно представлялось, что, получив винтовку с оптическим прицелом, да еще вдобавок бинокль, он сразу увидит множество целей — знай стреляй, не ленись!