Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник)

– Понял.

– Больше не спрашиваешь почему?

– Потому что баранов ведут на бойню.

– Молодец, на лету схватываешь! – Еще несколько шагов руками, ногами, еще несколько мощных выдохов. – Потому что офицер, кто бы он ни был, обязан принимать решения и отвечать за них. А если он не примет решения?

– Рота станет толпой.

– Толпа – стадом.

– Стадо ведут на бойню.

– Отлично. То же самое должен знать сержант о работе сержанта. Вот и вся твоя политработа на ближайшую неделю.

Так и не добравшись ни до вершины хребта, ни до пологих скатов, остановились на небольшом скальном выступе. Двигаться вверх стало невозможно, ползти, ничего не видя впереди, на ощупь, не получалось, проскальзывали и подошвы ботинок, не находя упора. Оглядевшись, Ремизов не увидел дна ущелья, темнота стремительно наползала, и вскоре он не видел и пальцев вытянутой руки.

– Мурныгин.

– Здесь я, – голос связиста прозвучал сверху. – Сижу, вроде бы устойчиво.

– Игорь, ты как, закрепился? Хорошо? Держись…

Ремизов очнулся оттого, что почувствовал, как начал сползать вниз. Попробовал упереться каблуками, но они болтались, чуть касаясь грунта. Перевернувшись на живот, вцепившись пальцами в каменистую землю, он наконец остановился и замер, боясь сделать резкий вдох. В ту же секунду из полудремы вывалился Куприянов и следом Мурныгин.

– Игорь, – громким шепотом позвал Ремизов, – дай руку.

– Ты где? – таким же шепотом, еще не вспомнив, где находится, ответил Куприянов.

– Я сполз с выступа. Слушай мой голос, – наконец он почувствовал пальцы, ладонь. – Упрись во что-нибудь и тяни медленно. Я поищу упор.

Он выбрался. Но снова не понял: это еще один, очередной день рождения или еще одно предупреждение? До рассвета оставалось немного, и теперь он не сомкнул глаз, поражаясь своей фатальной везучести: еще один раз горы сыграли с ним в поддавки. С наступившим рассветом первый же взгляд вниз поколебал дух – дно ущелья не просматривалось и при утреннем свете, а взгляд вверх вызвал волну удивления – всего-то в нескольких метрах над ними начиналась пологая ложбина, которая выводила на хребет.

Широким охватом подразделения полка в течение дня прочесали ближайшие извилины горного массива, но «духи» еще раньше оставили этот район. К вечеру второй батальон вошел в долину Аушабы со стороны главного хребта и двинулся к устью, к выходу на Панджшер. Ремизов постоянно сверял движение с картой, пытаясь понять, откуда «духи» вели огонь, где располагались их огневые точки, почему так трудно шла с ними борьба. Долина оказалась широкой и плодородной, сплошь засеянной пшеницей и ячменем, но теперь, после трехнедельных бомбардировок, для уборки здесь ничего не осталось, все выгорело дотла и черными разводами пепелищ на соломенно-желтой земле больно резало глаза. Прошли небольшой кишлак, потом еще один. Ни одного целого дома, только руины – артиллерия в паре с авиацией дают отменный результат. Когда приблизились к горловине ущелья, к прицельной дальности стрельбы по переправе, картина разрушений стала такой выразительной, что никто в строю не проронил ни слова – только звякало оружие и снаряжение в такт стуку ботинок по каменистой дороге, идущей через долину. Здесь было разрушено все, и горы у основания представлялись остовами рухнувших строений – другой цены за гибель наших людей Ремизов и не представлял. Иногда и ему становилось жутко, но он тут же пришпоривал растерянные чувства: черт возьми, не мы начинали! Эти горы, черно-серые по своей геологической природе, почти сливались с картиной лунного пейзажа, со множеством воронок, перекрывавших одна другую, с комьями глины и чернозема, усыпавшими долину, и серой пылью, поднимаемой низовым ветром. Исковерканными проемами чернели выжженные дыры пещер – это места засад, здесь собирались и отсиживались бандгруппы перед нападением на наши и афганские колонны, здесь их и достали вакуумные бомбы, свой результат они гарантировали.

Следующим днем, выйдя из Пишгора, поднимались на Дархиндж. День выдался хмурым, солнце не жгло головы и спины, но для Ремизова главная радость заключалась в том, что его рота действовала в тылу боевого порядка и уж точно не могла напороться на засаду. Задача сегодня была необычной: провести в районе Дархинджа разведку образцов цветных с синими и зелеными прожилками камней, отмечать на карте координаты, где их обнаружили. Лазурит – полудрагоценный камень, так и необретенное достояние республики, которое способно и обуть, и одеть, и накормить всю страну. Ремизов много слышал о лазурите, но никогда не держал в руках, не видел, а может, наоборот, и видел, и держал, но не догадывался об этом. Словно на свалке разбитых мозаичных панно, засыпавших осколками и долину, и отроги, повсюду лежали, нагромождались красивые разномастные камни, их оказалось много, чего раньше месяцами никто не замечал. Может быть, среди них и окажется тот самый лазурит.

– Теперь мы геологи, понял, замполит?

– Понял. – Куприянов понимающе крякнул. – Вот она, интернациональная помощь.

– Ничего ты не понял, – в сердцах бросил ротный. – Что вы, замполиты, все такие упертые? Разуй глаза, ты целую неделю горы топчешь, неужели еще не дошло, в чем суть? Наша интернациональная помощь – это наше надежное оружие и наша алая кровь. Геология – это так, попутно. Они, афганцы, ведь хоть чем-то должны с нами расплатиться за тысячи порубанных жизней и миллиарды потраченных рублей.

Маленькая обида скользнула по лицу Куприянова, ротный не слишком с ним церемонился. Замполит понимал, что не попадает в смысл происходящего, как бы проскальзывает мимо этого смысла. Мы боремся за счастье братского народа, чего проще? А если у соседа порядок, то и нам спокойнее. Разве плохие аргументы? Но, глядя в спокойное, улыбающееся лицо Ремизова, он чувствовал, что и здесь у него вышла промашка. Куприянов промолчал и не ошибся, для ротного порядок – это когда служба на постах не спит и дистанция в колонне выдерживается, а счастье – когда накормленный боец лег на сухой валежник и уснул до рассвета. И нет у него другой идеологии.

– Камней тут тьма, как песка на пляже.

– Вот! Теперь ты ближе к истине, замполит, – одобрительно воскликнул Ремизов. – Или мы на красивые камешки смотрим, или за противником наблюдаем. Одно из двух.

Весь этот район на подступах к Дархинджу – сплошное каменное ложе. Сколько же лет этим глыбам, если поблизости нет ни рек, ни водопадов, а у них обкатанные округлые бока, как будто несколько столетий изо дня в день их била и омывала рвущаяся с ледников вода. А может быть, они раньше лежали на морском дне? Да, молодому замполиту есть о чем подумать.

Рота шла вверх на этот раз медленно. Очередная полка, поднимавшаяся вдоль обрывистой стены, забралась на высоту семиэтажного дома. У таких полок одно неоспоримое преимущество: их невозможно заминировать, но все другие свойства – сплошь недостатки. В своей верхней точке полка сузилась до полуметра, солдаты преодолевали ее, двигаясь левым боком вперед и лицом к стене. Ремизов шел седьмым. Альпийский вещевой мешок чиркнул по стене, громкий шорох заставил вздрогнуть, оглянуться на тех, кто еще не прошел дефиле.