Валентин Бадрак - Офицерский гамбит

Сам Владимир Путин получился великолепно. То появляющийся на страницах, то исчезающий рыцарь, исполненный благородства, внутренней силы и мудрости. И хотя никто не задавался целью фактурно и целостно выписывать его образ, мазки и особенно противопоставления Виктору Ющенко создавали впечатление прикосновения к гению от политики. Сам Артеменко ничего не имел против большинства отдельных фрагментов. Он соглашался с тем, что никому из россиян не стыдно за Путина, когда он появляется на внешнеполитической сцене. И с тем, что Путин, получив страну в состоянии агонии, превратил ее из безнадежного должника в крупнейшего в мире кредитора. И даже с двусмысленным пассажем, что если бы Россией руководил Виктор Ющенко, то миллиарды долларов оказались бы у кумовьев и зятьев. Но, оценивая общий портрет, полковник испытывал странные ощущения неестественности, гротескности, а сама книга начинала ему казаться ужасающей фантасмагорией. Неужели это будут читать, думал он, когда стройный, скрупулезно отредактированный макет лежал перед ним на столе? Но он вспомнил слова Круга, безапелляционно заявившего на этот счет: «Народец будет кушать и дерьмо, если его правильно завернуть, надо только хорошенько подобрать упаковку».

Автократические режимы всегда страдают гипертрофированным чувством страха, всегда включенным инстинктом самосохранения. И оттого самоцензура в них обладает неимоверной саморазрушительной силой. Так и в данном случае. Если текст книги был подготовлен всего за месяц, то на согласования ушло едва ли не в два раза больше времени. Причем правки оказались минимальные. После просмотра текстов в ведомстве Артеменко через куратора получил задание от генерала Лимаревского: смягчить позиции в отношении украинских акул крупного бизнеса, особенно ласково обойтись с владельцами телеканалов и других медийных ресурсов. Полковник смекнул: конечно, правильно мыслит генерал, ведь скоро выборы, и кусать сегодня надо лишь избранных, а не всякого в стане врага. Кроме того, родное ведомство четко предписывало решить в книге еще одну деликатную задачу: дифирамбами о безоговорочной победе России на Кавказе заретушировать проблемы военного управления и войсковой разведки, которые обнаружились во время пятидневной кампании в Грузии.

Никаноров приказал дописать несколько эпитетов, обидных и резких для ушей Артеменко. Если начертанные рукой Модеста Игнатьевича обозначения действующей в Украине власти как «опасных агрессивных дилетантов» и «политической мелкоты» не вызвали у него душевных терзаний – он и сам думал об украинских политических лидерах приблизительно также, – то слова Никанорова о народе и самом государстве он воспринял довольно болезненно. Но не повиноваться он не посмел, и в одном месте пришлось дописать, что «беспомощный и обездоленный» народ «безнадежно отсталой Украины» не нужен России в качестве балласта. Ну и гадкий вы человек, Модест Игнатьевич, хотелось бы заявить Артеменко. Ну зачем же народ трогать, если вам их лидеры не по душе? Алексей Сергеевич даже рисовал картину, какое впечатление произвели бы его резкие слова на этого знатного вельможу в современном антураже. Но тщетно, ничего он, конечно, не скажет. Артеменко признавал эфемерность своих собственных претензий на честность и объективность текста. Он был втянут в странное противостояние, в войну, противиться которой не мог и не имел мужества. Он, как художник, создавал некое полотно по заказу. Исполненное в виде множества аккуратно скомпонованных картинок. Вот картинки-гиперболизации, они касаются великого рулевого, нового русского кормчего. Вот картинки-карикатуры, это уродливые образы украинцев, корчащихся и извивающихся, подобно придавленным сверху червячкам. А вот, наконец, картины-баталии, они состоят из чьих-то болезненных визуализаций российско-украинских военных сражений, в которых реальны только названия. Их задача – нарисовать в воображении ужас катаклизмов, надвигающегося на Украину апокалипсиса. Что ж, размышлял Артеменко, в компоновке все верно. Порядка семидесяти пяти процентов воспринимаемой человеком информации поступает по визуальному каналу. А чем ниже уровень интеллекта, тем больше «работает» визуальный канал, вытесняя остальные. Потому-то они и использовали множество картинок, составленных вместе. Упрощенно? Да, но современный читатель основательно поглупел, а работа направлена на массовую аудиторию. В целом, книга выходила сардоническим мифом. Одним большим потоком помойного отстоя, направленного по проделанному разведчиком желобу. Артеменко сравнивал этот миф с древними продуктами мифотворчества – «Записками о Галльской войне» Юлия Цезаря, например, – и признавал, что Владимир Путин был покруче древнего римлянина. Правда, нынешний продукт выходил скоропортящимся, Артеменко это его интуитивно чувствовал. Но это ничуть не смущало – ему надо было сдать проект без замечаний и упреков, только и всего.

Наконец с текстом ознакомился тот, кому посвящалась книга. Артеменко передали, что он был удовлетворен обложкой и беглым просмотром текста. Была правка и от него, хотя и довольно необычная, как показалось Артеменко. Предписывалось добавить пару дополнительных абзацев, но не о себе, а о партнере. Ключевая мысль вставок – действия нового президента демонстрируют неизменность взятого прежним руководителем страны курса. А значит, подразумевалось, что вектор силы по-прежнему направлен на смену власти в Украине, кардинальное изменение в стране общественного мнения, перетасовку искусственным путем всех тех, кто причислял себя к элите государства. А может быть, и ликвидацию самой государственности. Об этом не писалось, но так выходило между строк. Разве история не повторяется, задавал себе вопрос все более озабоченный полковник. Он чувствовал себя уставшим, постаревшим и обескровленным.

Сдача книги в печать совпала с его сорок первым днем рождения. Обычно они не отмечали такие праздники, вернее, он не отмечал. Алины дни рождения последние годы состояли из двух частей: первая проходила на ее работе, вторая – дома с ним. У него же была только одна часть – с Алей. Разумеется, его поздравлял куратор, но это не считалось, потому что было между делом, всегда совпадало с очередной рабочей встречей. Но Артеменко не роптал на издержки работы, он давно привык к отсутствию друзей, которых с лихвой заменяла жена. Им по-прежнему, как и в первые годы после свадьбы, хватало друг друга. Но тогда для дружбы с кем-либо не было времени, после поступления в академию ему было предписано отказаться от дружбы, сейчас же, когда он за долгие годы жизни в себе привык к такому стилю, в дружбе отпала надобность. Разве что Игорь, неожиданно возникший в его жизни, притягивал его общим прошлым.