Валентин Бадрак - Родом из ВДВ

Получив от мозгового центра задачу выжить и приспособиться, цепкая, жизнестойкая молодость стала быстро искать новые лазейки. В союзе с кем-нибудь это было легче, чем в одиночку. И потому интуитивно и Алексей, и Игорь с радостью и надеждой шли на сближение, делясь порой такими мыслями, которые и высказать вслух в теплично-домашних условиях было бы немыслимо. Они оказались поразительно несхожи, два совершенно разных характера, два отдаленных друг от друга темперамента, взращенных на разных полюсах. Они были так же антагонистичны, как две мышцы – сгибатели и разгибатели, тесное взаимодействие которых позволяет привести сустав в требуемое положение, в котором и удерживает его. Близкой и неизменно общей для обоих оставалась только родина. Воспоминания о ней, вернее, личные впечатления и переживания каждого, пропущенные сквозь один и тот же оконный просвет, служили мостиком между двумя сознаниями. Точкой пересечения основательно притупившихся ощущений. Поэтому за два с половиной месяца они узнали друг друга лучше, чем одноклассников за десять лет совместного сидения за одной партой.

– Представляешь, год назад в это время мы как раз в школу пошли, беспечность совершенная, выпускной класс, – вспоминал Алексей во время очередных хозяйственных работ, которые никогда не кончались. Он даже причмокнул от вожделенных воспоминаний и закатил глаза перед тем, как вытащить на поверхность лопату с черно-желтым от песка грунтом.

– А я последний год перед училищем у тетки жил. Не ахти, конечно, но все ж лучше, чем в гарнизоне. Там вообще податься некуда, разве что к солдатам… – Игорь говорил как бы машинально, так же как и работал, монотонно, как заведенный, и с неослабевающей энергией.

– Отец военный? – спросил Алексей, кряхтя над своей лопатой.

– Да. Начальник связи дивизии.

– Ого! А… а ты сам в училище пошел, или отец настоял? – осторожно подошел Алексей к щекотливой теме.

– Да знаешь, как-то само собой вышло… Я в школе не блистал. Куда мне еще идти, в село работать или на фабрику? Однажды отец меня взял с собой на учения, мне понравилось.

Игорь, судя по всему, не ощущал деликатности вопроса. Последние слова он сказал, щурясь на слепящее солнце. Он и впрямь казался добродушным крестьянином, по-детски неискушенным.

– А что именно? – поинтересовался Алексей.

– Ну, дело зимой было… Везде холодина ужасная, помню, ветер такой, что люди ходили согнувшись. А я у него в специальном кунге был. Тепло, как дома. Телевизор, печка. Он, ясно, со всеми в контакте, начальник. Управление войсками, все докладывают, он им какие-то указания дает… Прикольно…

Алексей удивился: странное у этого парня восприятие комфорта, какое-то дикое. «Печка и телевизор». Чуть-чуть лучше, чем в пещере. Понятие совсем не такое, как у него. Он хотел рассказать, как вольно жил перед училищем: своя комната, магнитофон, друзья, танцы, девочки. Нет, ничего этого не стоит рассказывать, не поймет. Он, как инопланетянин. И Алексей спросил:

– А чего тогда в училище связи не подался? Туда ведь и поступить в три раза легче…

– Да я и думал, в общем-то… – ответил Игорь, помедлив и, кажется, сам до конца не понимая, почему в его жизни все произошло именно так, по какому-то невидимой рукой написанному сценарию. На его живом лице проскальзывали фрагменты эмоций – отражение множества разноплановых воспоминаний без определенного отношения к ним. – Отец сейчас как раз в процессе увольнения… А тут, в Рязани, дядя служит, в общем, поступление было обеспечено. А так, если честно, мне было все равно. И сейчас все равно, я бы в училище связи перевелся.

– Ну ты даешь! – изумленно прошипел Алексей, неодобрительно качая головой. Он совсем был сбит с толку. Парни на минуту прекратили копать и разговаривали, совершенно забыв о работе. Траншея была узковата для двоих, и когда один наклонялся, чтобы набрать лопату земли, другой говорил, с тем чтобы уже в следующее мгновение поменяться ролями. – Пусть лучше никто не знает, что для тебя что связь, что ВДВ – все одно.

– Да никто и не знает. – Игорю, похоже, даже в голову не приходило, что это может так задеть. – Но на самом-то деле вся армия одна и та же. А ты как оказался в училище?

– Ну, у меня все по-другому было, – вздохнул Алексей. – Я бы в жизни в армию не пошел, я ее и сейчас на дух не перевариваю. Если бы… – тут Алексей осекся и, немного смутившись, продолжил: – Если бы не существовало на свете Рязанского десантного…

– Так они ж все одинаковые, – проговорил Игорь со своей извечной улыбкой недоумевающего простолюдина, превосходно знающего то, что скрыто от собеседника. В его кривоватой гримасе с округлившимся ртом и щетинистыми толстыми бровями Алексей прочитал удивление по поводу того, что он не понимает таких простых вещей. И хотя Игорь казался в этот момент сущим простаком, с топорными и порой нескладными движениями, абсолютная, неколебимая и даже грозная уверенность в своей правоте преображала его до неузнаваемости, вызывая симпатию слушателя.

– Не может такого быть! – в сердцах воскликнул Алексей. Он не желал верить в сходство именитой школы с иными. Только Рязанское десантное в его понимании было окружено таинственным ореолом славы, только в отношении этого училища действовала магия легенды и непостижимости. И потому слова Игоря казались ему еретическим бредом.

– Так увидишь, – пророчески изрек Игорь. – А как ты попал в десантное?

Алексей при этом вопросе опять глубоко и печально вздохнул, воспоминания нахлынули на него приятным возбуждающим потоком. И теперь он знал, что все уже невозвратимо ушло, улетучилось, как газ после химического опыта в школе. И ему было жаль, до щемящей тоски больно за осознанную потерю былых радостей…

– Жил я, короче, не зная горя. И учился хорошо и, главное, без напряжения. Немного спортом занимался, на выдающиеся достижения не тянуло, но для ощущения полноценности хватало. И вниманием девочек обделен не был. Была, правда, одна проблема: я не знал, куда податься после школы, цели четкой не было. – Тут Алексей приостановился и задумчиво оперся подбородком на тыльную сторону ладони, покрывающую треугольную рукоятку лопаты. Если бы он мог взглянуть на себя в это мгновение, то увидел бы, как его лицо засветилось трогательно мечтательным выражением, словно у младенца, который знает, что им любуются. Игорь перестал вынимать грунт из траншеи, но продолжал спокойно обрезать лопатой ее неровно обрубленные края. – Был у меня товарищ один, на год старше, мы с ним часто по утрам в спортивном городке занимались. И вот однажды встречаю его, разговорились. И он говорит мне: «Леша, я вот только что приехал из Рязани, не поступил в военное училище». Я ему отвечаю: «Олег, не может такого быть, ты ж школу «отлично» тянул, почти что на медаль, да и со спортом дружишь». И он рассказал мне приблизительно вот что. Существует в нашей стране засекреченное военное училище, в которое обычный человек, даже хорошо подготовленный, поступить просто так не может. Только избранные, единицы со всего Союза. Там готовят супергероев, полнейших экстремалов, которых бросают на выживание в любой точке мира. Училище – единственное в мире, существует только один аналог – в Соединенных Штатах центр подготовки морской пехоты… Уж забыл, как называется. Ну и меня насквозь прошибло, как от нашатыря. Заклинило – и все тут! Я стал как одержимый, впал в какое-то бешеное беспокойство, как будто мне укол сделали. Ведь только год оставался. Я бросил все, вернее, все подчинил поступлению. Девчонок отставил в сторону, про отдых забыл. Спорт заменил самостоятельной подготовкой. Математику и физику начал сам учить, мать думала, что я заболел. Друзья были уверены: свихнулся парень. Я ж до областной комиссии в военкомате все в тайне держал…