Михаил Фомичев - Огненные версты

В течение нескольких дней бригада стойко оборонялась, сдерживая бешеные атаки фашистов. Помнится, рота автоматчиков офицера К. Салихова оказалась в очень трудном положении: на нее двигалось до десяти танков.

— Надо выстоять! — обратился коммунист к солдатам.

И выстояли! А тем временем другие части добили группировку немцев в Штейнау.

Бои постепенно откатываются на запад. Фашисты не сдаются. За спиной Берлин, и они ожесточенно обороняются.

Впереди деревня Герцогсвальдау. Командир разведдозора комсомолец лейтенант Иван Гончаренко доложил:

— Деревню обороняют танки и до батальона пехоты.

Целый день выковыриваем немцев. Дома кирпичные, даже сараи сложены из кирпича. Что ни дом, то огневая точка. К вечеру овладели деревней. В ней ни души. Потом из леса появляются женщины. Они бегут нам навстречу.

— Наши, родные освободители!

Подбегают к солдатам, целуют, плачут. Лица изможденные, на головах — рваные тряпки, вместо платьев — лохмотья. Наперебой рассказывают о тех страшных муках, которые они испытали в немецкой неволе.

— Ой, дивчата, даже не верю, что побачу свою ридну Украину, — радостно говорит одна из женщин.

— Да, скоро вас отвезут на Родину, — говорит политработник Лурье.

Прошло еще несколько дней, и части нашего корпуса продвинулись значительно на запад. Наша бригада идет в передовом отряде корпуса. Немцам приказано до последней возможности оборонять город Любин, и они доставляют нам немало неприятностей.

Бригада повернула на северо-восток и, описывая крутую дугу, перерезала последние дороги отхода на запад вражеским войскам. Крупный гарнизон оказался в кольце наших танков.

С утра 11 февраля возобновилось наступление. Кругом густые леса, движемся по проселочным дорогам. Слева от нас обширное поле. Невдалеке от дороги обгорелые «тридцатьчетверки», опрокинутые, с ржавыми колесами 122-миллиметровые гаубицы, приземистые самоходки «СУ-76».

Откуда здесь советская техника? Подъезжаем к «тридцатьчетверке». Башня опрокинута, на броне вмятины — следы артиллерийских снарядов. Порваны гусеницы, рядком валяются два катка. Мы с начальником штаба заглянули во внутрь танка. На днище лежали два обгорелых трупа.

— Варвары, упражнялись по живым мишеням.

Мы оказались на испытательном полигоне. А потом мы увидели бараки, обтянутые несколькими рядами колючей проволоки. Перед нами концентрационный лагерь.

Солдаты открыли ворота. На улицу высыпали пленники, обступили челябинцев. Обнимали их и целовали. Люди от счастья плакали. Мы с Барановым вошли в барак. На нарах умирали изможденные люди. Я распорядился выдать продукты узникам и оказать медицинскую помощь.

Но то, что мы увидели в другом бараке, поразило воображение. Кучи детской одежды, обуви, мешки, набитые волосами. А рядом печи-крематории, в которых были живыми сожжены дети.

Мной овладело необычайное чувство мести. Я вышел на улицу и думал, на что способны варвары XX века. Меня окликнул Баранов.

— Любивец ворвался в Шпроттау, захватил аэродром и более десяти исправных самолетов.

Рота Любивца шла в головной походной заставе. Обходя узлы сопротивления, отважный офицер смело ворвался в город. Мы поспешили ему на помощь. Зеленый красивый город, раскинувшийся по обе стороны притока реки Бобер, неприветливо встретил нас. Немцы превратили его в опорный пункт. Кирпичные дома фашисты приспособили для кругового обстрела.

Вырвавшись за реку, мы поспешили к городу Заган — к узловому центру железнодорожных и шоссейных дорог. В Загане находился крупный вражеский гарнизон. Мы прошли за один час 18 километров и обошли город с севера.

— Прикрывай левый фланг корпуса, — приказал мне генерал Е. Е. Белов.

Вдоль шоссе, ведущего на Зорау, куда устремились танки Свердловской и Пермской бригад, мы заняли оборону. Со стороны города Заган на шоссе вскоре появились немецкие танки. От первых залпов загорелись два головных «тигра». Потом вспыхнуло и самоходное орудие. Гитлеровцы скрылись в лесу, а через полчаса начали яростно нас атаковать. Батальон Г. И. Старостина отбил одну за другой две атаки.

Фашисты начали атаку в третий раз. Майор Старостин, перебегая от взвода к взводу, охрипшим голосом подавал команды, личным примером увлекал подчиненных.

Немцы начали обтекать правый фланг, но наткнулись на болото и попятились назад. Командиры взводов старшие лейтенанты Крюков и Черноморов, находившиеся на правом фланге, подбили по одному «тигру».

Передовые части корпуса с ходу овладели Зорау и Тейплиц, ушли далеко вперед и вскоре оказались отрезанными от главных сил армии. Свердловская и Пермская бригады были зажаты в клещи и оказались в тяжелом положении. Врученная мне телеграмма от комкора гласила:

«Ожидаем помощи. Постарайтесь прорваться к нам».

Со мной на командном пункте находился командир 68-й отдельной армейской танковой бригады полковник Приходько.

— Будем прорываться, — решили мы.

В сторону Зорау идет узенькая шоссейная дорога, к которой вплотную подступают вековые сосны. Батальон Егорова будет наступать вдоль шоссе. Это — отважный офицер, и ему, поручая важное задание, на прощание сказал:

— Правее вас будет наступать третий батальон. Поддерживайте с нами непрерывную связь. Ясно?

— Так точно, — бойко ответил комбат и захлопнул люк. Я что-то еще ему крикнул, но мой голос потонул в шуме работающих танковых двигателей.

Штаб бригады снялся с места и двигался за танковым батальоном. Короткий зимний день был на исходе. Где-то впереди зачастили выстрелы.

— Рота Любивца завязала бой с передовыми подразделениями противника, — радировал мне Егоров.

Вперед мы выдвинули артполк. Пушки били прямой наводкой по подходящим фашистским резервам. Мы начали теснить немцев.

Спешу в первый батальон. Навстречу попадаются санитары.

— Кого несете?

— Капитана Любивца.

— Иван, что же ты так неосторожно?

Любивец немного смущен, что я его назвал по имени.

— Кажется, отвоевался, — простонал Любивец. — Левая нога перебита.

— Выздоравливай, да побыстрее.

Я вскочил на танк, оглянулся. Санитары понесли носилки к машине. Я очень сожалел, что Любивец не дошел до Берлина. Мы с ним вместе пришли в бригаду. Все меньше и меньше остается тех, кто начинал путь под Орлом.

В самый разгар боя радист Колчин принял короткую радиограмму: «Егоров убит». Подозвал к себе заместителя подполковника Алаева.

— Выдвигайтесь в первый батальон. Егоров убит.

На рассвете еще одна радиограмма. Я видел, как Колчин ее принял, и по его лицу понял: что-то снова случилось.

— Алаев погиб, — едва вымолвил Виктор. — Бросился в атаку, и пуля оборвала ему жизнь.

Первый батальон немцы обошли с двух сторон. Создалась довольно сложная обстановка. С батальоном прекратилась связь. Это очень меня обеспокоило.