Фил Эшби - Неуязвимый (в сокращении)

Здесь, вдали от побережья, жара стояла куда более гнетущая. Выйдя из вертолета, я ощутил порыв горячего ветра. Поначалу я принял его за выхлоп вертолетного двигателя, но вскоре понял, что это просто нормальная для здешних мест температура. Даже усилий, которые потребовались, чтобы вытащить из вертолета мои сумки, хватило, чтобы одежда на мне промокла от пота. Я запрыгнул в джип, за рулем которого сидел Мустафа, офицер-египтянин. Он поднял стекла на окнах, включил кондиционер, вставил в стереопроигрыватель машины альбом Мадонны «Как девственница» и закурил сигарету. У посадочной площадки вертолета собралась группа ребятишек, чтобы поглазеть на его еженедельное приземление. Меня подивило, что Мустафа покатил прямо на них, громко гудя, — мальчишки бросились врассыпную.

Дорога, соединяющая Магбурака с Макени, оказалась на удивление хорошим гудронным шоссе. Построенное в 1950-х годах, оно долгое время почти не использовалось и потому так хорошо сохранилось. Несмотря на попадавшиеся временами ухабы, мы летели по этой узкой дороге на скорости 110 километров в час, едва не сбивая местных тяжело нагруженных жителей, двигавшихся пешком или на велосипедах. Такое неуважение к ним показалось мне вызывающим, тем более что, нагоняя их, Мустафа громко сигналил. Сделав вид, что меня укачивает, я попросил Мустафу сбавить скорость.

— Тут все ездят так быстро? — спросил я.

— Нет. Другие ездят гораздо быстрее, однако и я понемногу осваиваюсь.

В тот день я решил, что, когда мне доведется водить машину, ездить я буду медленно, открыв окна и непременно здороваясь с каждым встречным.

Мы миновали несколько блокпостов, установленных скучающими на вид повстанцами, которые просто махали нам руками, пропуская.

На последнем перед Макени блокпосту я решил, что мне изменило зрение.

— Там что, действительно стоял шимпанзе?

— Да, — ответил Мустафа.

— И держал в руках «Калашникова»?

— Да.

— А стрелять он умеет?

— Не знаю — у нас же, если помните, прекращение огня, — без тени иронии ответил Мустафа.

Несколько дней спустя я посетил этот блокпост и снова увидел там шимпанзе. Правда, на сей раз оружие он отложил в сторону, чтобы выкурить сигарету. Увидев, что я приближаюсь, шимпанзе схватил автомат и зарычал на меня.

— Вы не понравились старшему сержанту, — крикнул мне командир блокпоста. — Патронов у него нет, но заколоть вас он может.

К автомату шимпанзе был примкнут штык.

Когда я увидел этого шимпанзе в следующий раз, тот курил сигарету с марихуаной. Я так и не выяснил, умеет ли он стрелять.

Наша группа размещалась в обнесенном стеной вре́менном лагере на окраине Макени. На одном его краю находилось длинное одноэтажное здание, фасад которого глядел на шоссе, на другом — два строения поменьше. Джипы ООН стояли между зданиями, укрытые от любопытных глаз. По другую от лагеря сторону шоссе располагался колодец, который приходилось раз в неделю пополнять водой.

Я познакомился с моими новыми коллегами. В состав группы входило четырнадцать наблюдателей (десять национальностей, восемь языков, шесть религий) и, какое-то время, ручная обезьянка по имени Оскар. Командовал группой полковник воздушно-десантных войск Великобритании Джим Скьюз. Перед нами стояли две основные задачи: оценивать уровень безопасности на вверенной нам территории и следить за ходом процесса разоружения.

Майор Игорь Котов, крепкого сложения русский, показал мне мое жилье, находившееся в одной из хибарок лагеря. Стены у хибарки были из шлакобетонных блоков, окна зарешечены, а крепкая металлическая дверь запиралась только снаружи. Я спросил у Игоря, не склад ли это.

— Нет. Тюрьма ОРФ. Будете спать здесь. Вполне безопасно.

Прежним обитателем этого дома был Деннис Минго, он же Супермен, командир ОРФ, имевший репутацию человека жестокого даже по меркам ОРФ. Как я потом узнал, прозвище свое Минго заработал благодаря предпочитаемому им способу убийства — он сбрасывал свои жертвы с высоких домов, предлагая им «полетать, как Супермен».

Комната была грязной. Я отдраил стены, однако стереть зловещие темно-красные пятна мне все же не удалось. Свежая покраска вскоре убрала с глаз — хоть и не убрала из памяти — свидетельства того, что Супермен пытал здесь людей.

Крыша из гофрированного железа защищала комнату от дождя, однако жарко тут было как в печке, даже ночами. Я решил акклиматизироваться как положено, не поддаваясь искушению установить в комнате вентилятор. Хоть это и означало, что я первые несколько дней буквально купался в поту и почти не спал ночами, оно того стоило. Некоторые из коллег сочли мою позицию странноватой, однако когда дела оборачиваются плохо, то, что ты успел акклиматизироваться, может спасти тебе жизнь.

Комната моя располагалась вблизи электрогенератора, тот громко стучал, однако через пару дней я к его шуму привык. На самом деле спать при работающем генераторе было даже легче. Когда его отключали, я слышал шебуршанье крыс у меня над головой, под крышей, и это не давало уснуть. Я попробовал воспользоваться крысиным ядом, и тот убил одну из крыс, однако тушки ее я так и не нашел. Можете мне поверить, хуже необходимости делить спальню с живыми крысами только необходимость делить ее с дохлой, разлагающейся.

Вскоре я хорошо освоился с повадками моих сожителей-грызунов. Каждые три дня они прибирались в своем жилище, сбрасывая помет на мою москитную сетку. Отдирание от нее крысиного дерьма стало моей регулярной работой. Тревожило меня то обстоятельство, что сотрудник располагавшейся неподалеку британской службы гуманитарной помощи умер совсем недавно от лихорадки Ласса. Это болезнь, поражающая людей, которые вдыхают пары́ крысиной мочи. Я испробовал самые разные способы изгнания крыс: пытался выкурить их (никакого эффекта, разве что комната моя на недели провоняла дымом), разобрал крышу, чтобы взглянуть на них (крысы разбежались еще до того, как я их увидел, а крыша начала протекать). Хотел даже обзавестись кошкой, однако единственная, какую мне удалось найти в Макени, была костлява, изнурена болезнями, а размером не превосходила самих крыс, и я решил, что шансов справиться с ними у нее никаких.

Поначалу меня включили в состав группы военной информации. Службой военной информации в ООН называют разведку (последнее слово слишком уж отдает холодной войной). Будучи новым здесь человеком, я толком в ситуации не разбирался, однако меня назначили на этот пост, поскольку английский был моим родным языком и мне было проще составлять ежедневные отчеты о положении в стране.

Между сотрудниками нашей команды существовали противоречия почти неразрешимые. Африканцы имели склонность каждодневно отправляться после полудня «по бабам» или приводить таковых к себе. К сожалению, благочестивые мусульмане не могли примириться с этим и отказывались делить с африканцами жилье. Был достигнут компромисс: африканцы сняли по соседству дом, который и использовали для любовных утех, а в рабочих кабинетах появились таблички: «В СЛУЖЕБНЫХ ПОМЕЩЕНИЯХ НЕ КУРИТЬ И ЖЕНЩИН В НИХ НЕ ПРИВОДИТЬ». Общим у нас было лишь одно: мы носили береты ООН. Впрочем, разнородность была как раз сильной нашей стороной.