Богдан Сушинский - Воскресший гарнизон

С грустью потупив взоры, офицеры СС угрюмо помолчали, словно поминали покойника.

— Не гарантирую, что мы произведем на свет двойника обер-диверсанта рейха Отто Скорцени...

— Если бы вам это удалось, я бы тотчас же вздернул вас. Просто так, на всякий случай.

— Никогда не сомневался в вашей щедрости, — тяжело, словно ржавыми шестернями, шевелил своими морщинистыми челюстями доктор Мартье.

— Кстати, для диверсионной операции, замысел которой уже несколько дней вызревает в моих фантазиях, вы, Отшельник, тоже понадобитесь. Не решил, для какой именно роли, но ощущаю, что понадобитесь.

— Не знаю, какой из сержанта Гронова выйдет диверсант, но как скульптора мы его потеряем. Какой в этом смысл? У нас много других зомби. Хотите, поищем вместе. А еще лучше — положиться на опыт Фризского Чудовища. Причем только что вы сами велели вести записи по поводу творческих успехов «Зомби-08».

Однако у Штубера было свое видение судьбы этого человека и свои планы, посвящать в которые Отшельника он не собирался.

— Почему вы считаете, что как скульптора мы его потеряем? В течение двух часов перед отбоем Тронов в вашем распоряжении. Если он пожелает еще часик прихватить после отбоя — не возражаю.

— На это и будем ориентироваться.

— К тому же не уверен, что на задание мы отправим Гронова уже на следующий день после завершения зомби-диверсионного курса.

— Но отправлять будете только Гронова? Речь идет только о нем или обо мне — тоже? — Отшельник явно пытался произнести свои вопросы как можно безразличнее, но гауптштурмфюрер уловил, что скрыть волнение ему не удалось.

Когда взвод зомби-диверсантов принялся ползком преодолевать полосу боевого заграждения, Свирепый Серб стоял на возвышенности, у входа в дот, и внимательно следил за действиями каждого из них. Чуть позади него поеживался в своем куцем армейском кожушке лейтенант Гамбора, слывший самым талантливым из учеников доктора Мартье.

Сын гаитянской креолки [15] Креолы — потомки первых колонизаторов-переселенцев из Европы в Латинскую Америку, сумевшие сохранить свою кровь от смешения с индейской кровью аборигенов (такие, со смешанной кровью люди именуются метисами) или негритянской кровью рабов (мулаты). и негра, потомка некоего знатока учения Вуду, завезенного в свое время на Гаити вместе с партией рабов из Дагомеи, он принадлежал к тем метисам, черты лица которых еще сохраняли благородство испанских идальго, а туловище — мощь и выносливость африканских рабов.

Небольшого росточка, но достаточно плотного телосложения, в нахлобученной на уши пилотке, он время от времени подносил к глазам небольшую, возможно, сохранившуюся в его роду еще со времен конквисты подзорную трубу, и, может быть, поэтому чем-то едва уловимым напоминал Бонапарта, осматривавшего с пригорка свое замерзающее в подмосковных снегах войско.

Гамбора был молчалив и внешне сдержан, хотя, судя по тому, как подолгу он рассматривал в свою трубу те или иные участки наступления зомби-диверсантов, небезразличен к поведению своих питомцев на «поле боя». Как-никак именно он отвечал в «Лаборатории призраков» за «сотворение» зомби-диверсантов и первичную подготовку их по диверсионной программе. И в этом плане он находился в личном распоряжении обер-диверсанта рейха Отто Скорцени, а также под его жестким контролем.

Со стороны озера дул пронизывающе сырой, болотный какой-то ветер; крупные снежинки носились в воздухе, как оторванные от корабельных мачт паруса, а подтаявшая под утренним солнцем земля теперь, не замерзая, покрывалась снежным саваном, исходя под телами ползших зомби глубокими грязновато-белыми полосами, словно под телами уползающих в свои болота крокодилов.

— Живее проходи, шкуродеры иллирийские! — уже в который раз взрывался своим рычащим басом Свирепый Серб, делая пару очередных глотков из армейской фляги. — Что вы, ублюдки, мнетесь, как перед ложем девственницы?! В землю, в землю втискивайтесь, выкидыши старой ослицы!

Залегшие в окопе, опоясывавшем подножие холма, помощники Свирепого Серба били над головами ползущих очередями боевых патронов; под грудью то одного, то другого диверсанта взрывались учебные заменители мин, окутывая пространство над полигоном горчичным запахом своего чадного дыма, но зомби все ползли и ползли — переваливаясь через «условно брустверные» насыпи, протискиваясь под рядами колючей проволоки, перекатом преодолевая ограждение там, где проползти было невозможно.

Установленный между двумя полосами заграждений радиофугас был взорван пиротехниками буквально в двух метрах от ползшего крайним командира первого взвода «Зомби-020». Отброшенный в сторону взрывной волной, он с минуту лежал неподвижно, а затем вдруг «прозрел» — как на языке зомби-творцов именовалось возвращение к их подопытным любого человеческого чувства или ощущения, — и, поднявшись в полный рост, ринулся на вторую линию «колючки», прямо под пули пулеметчика.

Свирепый Серб метнул на Гамбору такой испепеляющий взгляд, что тот испуганно съежился и решительно повертел головой:

— Так вести себя зомби не должны, — явно оправдываясь, пробормотал он.

— Не стрелять! — не слушая его, во всю мощь своих легких прорычал Свирепый Серб, обращаясь к командиру защищавшихся.

— С этим зомби что-то не так, — уже явно встревожился Гам-бора.

— Кажется, с нами всеми уже «что-то не так»! — взъярился Свирепый Серб. — Вот только разбираться некогда. Всем лежать, шкуродеры иллирийские! Приказано всем лежать!

Не дожидаясь, пока затихнет пулеметная очередь, серб ринулся вниз, к «Зомби-020», чтобы остановить его, сбить с ног, по-армейски втиснуть в спасительную землю.

Ничего особенного в поведении зомби-лейтенанта вроде бы не обнаруживалось. Бывшему командиру сначала батальона партизанской армии Тито, а затем полицейского батальона вермахта множество раз приходилось видеть, как, срываясь, солдаты не убегали с поля боя, а наоборот, поднимались в полный рост и бросались на дот, на пулеметную точку, просто на окопы врага. И трудно было понять, чего в подобной «психической атаке» проявлялось больше: отчаянной солдатской храбрости или самого простого человеческого отчаяния; осознанного самопожертвования или трусливо-спасительного, паникерского самоубийства. Конечно, на фронте каждый решал за себя, однако ни себя, ни кого бы то ни было не щадивший Свирепый Серб всегда приходил в ярость, когда видел, как кто-то из солдат погибает зря, без какой-либо пользы для своего отряда и своей армии, для общего исхода боя.

Впрочем, все это относилось к обычным солдатам, а не к зомби-воинам. Гамбора прав: так вести себя зомби вроде бы не должны. Вот только кто по-настоящему способен определить: как должны и как не должны, а главное, перед кем они должны пребывать за это в ответе? Перед Господом? Вряд ли, поскольку Господь их такими не сотворял? Перед людьми? Тоже вряд ли, поскольку в сущности своей они уже не люди, а, как любит называть их Свирепый Серб, — «воскресшие нелюди».