Александр Сабуров - Силы неисчислимые

…Яркое солнышко вот-вот покинет небосклон, но оно еще щедро облучает нашу комнату. Под окном, у которого на обед пристроились я, Захар и Павел, в голых кустах сирени мятежно шумят воробьи — им нет никакого дела до наших переживаний, людских бед и тревог. С крыши падают тяжелые капли. На улицах Слободы снова многолюдно, доносятся звонкие голоса детворы. С прибрежных лугов Неруссы выезжают на санях партизаны. Это возвращаются с заданий диверсионные группы Шитова и Блохина. Не успевают хлопцы соскочить с розвальней, как раздаются звуки баяна и веселый голос подрывника Мишина затянул лихо:

Рева улыбается.

— Поют хлопцы, значит, все в порядке!

— С диверсии на Курской дороге вернулись, — поясняет Захар.

Выходим на крыльцо. Песня все громче. В частушечный перебор вплетается звонкий голосок внучки Григория Ивановича:

— Ишь ты, развеселилась моя Манька, видать, что-нибудь путное сделала, поглаживает бородку Кривенков. У наших партизан уже вошло в традицию: если возвращаются с операции без потерь и выполнив задание, организуется «музыкальная встреча». Этот обычай известен всем. Поэтому, когда какая-нибудь группа возвращалась в лагерь без музыки, у всех становилось нелегко на сердце: значит, что-то не так…

— Пойду принять рапорт, — говорит Бородачев.

— Одну минуточку. — Я приглашаю его, Реву и Богатыря в комнату, подвожу к карте. — Пока враг не подтянул против нас свои силы, надо направить на Благовещенское под Середину-Буду роты Кочеткова и Смирнова, придав им артиллерию. Введем противника в заблуждение. Пусть наступает на лес с той стороны.

— Это, пожалуй, лучше, чем ждать здесь, когда он соизволит нас бомбить, поддерживает меня Богатырь. — Но это еще не все. Думается, следует нам тоже выехать туда. Пусть фашисты зафиксируют, что наш штаб ушел из Красной Слободы.

Пока Бородачев занимается сбором данных и вызывает командиров, продолжаем беседу с возвратившимися стариками Кривенковым и Струковым.

— Григорий Иванович, вы сможете к утру собрать еще пар двадцать лыж?

— Думаю, можно и больше принести. Надо ехать в Денисовку.

— Что, полагаешь еще раз прочесать лес? — спрашивает Захар.

— Да, чтобы не было сомнений.

Но тут вмешался Струков:

— Зачем вы Григорию поручаете такое дело? Он же больной. К весне ему туберкулез просто дышать не дает. Когда-нибудь нам придется его самого в лесу отыскивать. Лыжи собирать — это же по моей части. Парашютиста хотите снова искать, пожалуйста. Струков может скорее найти, чем целая ваша рота. Вот только обую на ноги лыжи, возьму с собой своего Серка, он у меня такой дошлый пес — сразу найдет и голос подаст…

— А тебе кто поручал за меня службу править? — хорохорится Григорий Иванович, и мы успокаиваем стариков тем, что обоих включаем в розыскные группы.

— Ну, давайте все-таки обедать, — приглашает Богатырь.

И я и Рева после угощения хинельцев не особенно торопимся к столу, но, заметив огорченный взгляд Захара, поддерживаем компанию и приглашаем наших строптивых стариков. Однако Струков отказывается, спешит в дорогу:

— Дело есть, не могу. Задание, сами понимаете, важнейшее. Так я поехал. Его последние слова «До завтра!» доносятся к нам уже с крыльца.

Струков ушел таким живым, энергичным. Кто мог тогда подумать, что утром мы его увидим полумертвым.

…У дома кузнеца в центре Красной Слободы столпились люди. В образовавшемся кругу на санях лежит Струков. Мы с Богатырем вслушиваемся в его тихий сиплый голос:

— В больницу не поеду, покуда командиру не доложу…

Он говорил еще что-то, но уже не разобрать. Сани трогаются. Доктор Александр Николаевич Федоров на ходу прыгает в сани, и они мчатся к больнице.

Оказалось, Струков с помощью собаки все же нашел парашютиста. Но на обратном пути сломалась лыжа, и старик долго барахтался в глубоком снегу, пробираясь к дороге. Совсем выдохся, свалился. Стал кричать. До хрипоты сорвал голос, пока наши ребята не подобрали его.

Мы заходим с Богатырем в ветхий дом кузнеца. Полно народу. На столе лежит человек в гимнастерке. Крупные черты лица, волевые дуги бровей, плотно стиснутый рот.

На полу ранец с парашютом. Богатырь берет его в руки, внимательно рассматривает:

— Парашют не раскрылся.

В углу послышался надрывный женский плач. Защемило сердце. А тут еще хозяин избы уныло запричитал:

— Видать, человек был хороший. Наверно, детишки есть, и жена небось убивается. О, господи, надо же было человеку решиться прыгнуть с небес…

— Товарищ командир, — обращается ко мне Кривенков, — где могилу копать будем? Я распоряжусь, а сам к своему Егорычу потопаю. Беспокойство у меня за него сильное…

— Скажи, чтобы рядом с Пашкевичем.

Николай Пашкович был моим другом. Вместе с ним — военным прокурором 37-й дивизии — мы, оказавшись в окружении, создавали партизанский отряд. Принципиальный, предельно честный человек, Николай Пашкович до последней минуты своей жизни был бойцом и коммунистом в самом высоком смысле этих гордых слов. Он погиб в Локте, когда мы громили там немецкую комендатуру.

Да, пополняется наше партизанское кладбище. Рядом с Николаем похоронены Ваня Федоров и Володя Попов. Теперь появится еще один скромный холмик. Под ним будет покоиться подполковник Дроздов, человек, который так много знал и о котором мы почти ничего не знали…

Мне передают блокнот погибшего. В нем много зашифрованных пометок. А вот размашистая запись: «Снова в полет. Чувствую себя хорошо. Мысленно уже у С. Думаю, будет удача».

Докладывают, что найден мешок с автоматами. Тоже парашют не раскрылся, и оружие разбито.

— Це ко мне в штаб, — воспользовавшись моим раздумьем, распоряжается Рева.

— А больше ничего не отыскали? — спрашивает Богатырь.

— Нет.

Снова и снова разглядываю загадочные пометки, испещрившие листы блокнота. Всматриваюсь в лицо погибшего. Нет, так и не узнать, какие вести вез нам посланец с Большой земли.

Ничего не можем придумать, чтобы выручить Мусю Гутареву из лап гестапо.

Трагические события последних дней удручают нас. Снова мучат сомнения. Казалось, все решено: готовимся к рейду на Украину. Нам надо рассредоточиться, ни в коем случае не допускать концентрации наших сил в этой лесной низменности, переполненной партизанами. В условиях современной войны оккупантам выгодно согнать партизан в одно место и здесь блокировать их. Это куда легче и проще, чем иметь дело с многочисленными подвижными партизанскими отрядами, действующими в разных и совершенно неожиданных направлениях.