Эдмунд Низюрский - Всегда на страже (сборник)

Об этом героическом подвиге Рудницкого генерал рассказал пограничникам.

- Очень кстати, что вам довелось служить на границе,- сказал генерал Рудницкому-сыну.- В этом большой смысл…- И вернул портсигар.

Каждому пограничнику хотелось подержать портсигар в руках, и кто только не держал его,- не мог не заметить над символичной подковой на нем тонкую работу ювелира: «Гвардии рядовому Степану Даниловичу Рудницкому от полковника Сидорина».

- Будете писать,- сказал Рудницкому генерал,- передавайте гвардейцу привет. Привет от полковника Сидорина!

- От полковника? От генерала!…- сказал сержант Гимаев.

- Привет от генерала! - улыбнувшись, согласился Сидорин.

… Отделение сержанта Гимаева идет на заставу. Ефрейтор Рудницкий - впереди. На свежем снегу отчетливый след прошедшей легковой автомашины. Только что, попрощавшись, проехал генерал. «Как это он сказал про нас, пограничников? «Бессменный часовой наряд армии-победительницы…»

Отец его, Степан Рудницкий, когда узнал, что он, его сын Андрей, попал служить на границу, писал в письме: «В строю главное - равнение, не сбиваться с шага. А если тебе поручено охранять рубежи нашей дорогой Родины - охраняй. Знай: ты днем и ночью на переднем крае…»

Вспомнив эти слова из отцовского письма, пограничник Рудницкий почувствовал, как у него чаще забилось сердце.

Ему стало очень приятно, что его отец, заведующий птицефермой, думает об обороне своей Отчизны так же, как и генерал.

АНАТОЛИЙ МИЛЯВСКИЙ

РАДИОГРАММА

Рассказ

Рано утром Горчаков отвез жену в родильный дом.

Он долго стоял в приемной, от нечего делать разглядывая кафельные стены и дверь, за которой скрылась его Люда. В маленькое окошечко сухорукий санитар принимал передачи: узелки и сетки с яблоками, кефиром, виноградным соком. Лицо у санитара было серьезное, исполненное достоинства и строгости.

Горчаков снял фуражку и расстегнул крючок офицерского кителя. Он решил ждать хоть до ночи. На корабле за него остался помощник, старший лейтенант Доскаль, парень надежный. Ничего особенного на сегодня не предвиделось. В крайнем случае Доскаль даст знать.

Он покосился по сторонам: сесть было не на что. Две табуретки были заняты и, видимо, прочно. На одной сидел молодой носатый парень в очках, нервно теребя в руках свернутую трубкой газету, на другой устроилась дородная женщина с высокой прической и надменным взглядом.

Горчаков вздохнул и посмотрел в окно на чахлые акации больничного дворика.

Ребенка они ждали давно, с тайной надеждой людей, уже однажды обманутых судьбой. Три года назад, когда Горчаков еще служил на Курилах, у Люды случились преждевременные роды. Ребенка спасти не удалось.

Горчакову тогда казалось, что все кончено. Когда он увидел жену, выходящую из дверей больничного отделения, похудевшую и осунувшуюся, со скорбными, словно остановившимися глазами, судорога прошла по его лицу, и он чуть не разрыдался. Она положила руку ему на плечо:

- Ничего, Сережа, ничего…

Она его утешала!

Даже сейчас, вспомнив об этом, он почувствовал, как сердце заныло. Только бы теперь все обошлось хорошо. Ведь как все просто у других.

Как она сейчас там, одна, наедине со страхом и болью, такая маленькая в длинном больничном халате. Он с острой нежностью вспоминал ее худенькое лицо с мальчишеской стрижкой, быструю улыбку, привычку слегка шепелявить. Она молодчина, его Люда, смелая маленькая женщина. Ей тогда прямо сказали, что новая беременность - большой риск. Но она решилась и уговорила его. Она знала, как он хочет сына.

Потянуло закурить. Он вышел во дворик, выщелкнул из пачки сигарету, жадно затянулся.

Кто- то кашлянул за его спиной. Он обернулся и увидел красное от загара лицо матроса Лысых. Бескозырка лихо сидела на его круглой голове. Он старался сдерживать дыхание, но грудь под тельняшкой тяжело ходила: видимо, бежал.

- Товарищ командир, просят на корабль.

Едва увидев Лысых, Горчаков уже понял, что предстоит. Но спросил все-таки:

- Что там еще?

- Срочный выход в море, товарищ командир.

Он взял донесение, прочел его, молча спрятал в карман. Поглубже натянув фуражку, с тоской оглядел больничное крыльцо, окна с марлевыми занавесками и быстро зашагал прочь. Лысых едва поспевал за ним, придерживая бескозырку.

Горчаков еще издали отыскал глазами свой маленький корабль, приткнувшийся у стенки среди более рослых сторожевиков.

Вся команда уже была выстроена вдоль борта. Чехлы на бескозырках сверкали первозданной белизной. Горчаков невольно усмехнулся этому нехитрому фокусу: чехол стирался перед построением и тут же, еще влажным, натягивался на околыш - никакая глажка не давала такой яркости и белизны. Он в свое время научился этому в училище, и, видимо, этот секрет был известен не только ему.

Сейчас он и мог видеть всю команду рядом - всех шестнадцать человек, отсутствовали механик и вахтенный моторист. На суденышке не было такого места, где их можно было собрать всех вместе, разве что на палубе. Но во время хода на палубе находиться не полагалось.

Сейчас они стояли по ранжиру, в одинаковой «форме раз» и, вытянувшись, смотрели на него. Он, подходя, пробежал глазами всю шеренгу, от рослого Ткаченко до маленького крепыша Копытько. Все были на месте - сигнальщики, гидроакустики, комендоры, радиометристы. Его ребята, его команда.

- Смирно! - Доскаль шагнул навстречу, забарабанил слова рапорта.

- Вольно,- сказал Горчаков,- по местам стоять.

Палуба заполнилась звонким, рассыпчатым грохотом ног.

Доскаль подошел. От него пахло одеколоном.

- Как там? - спросил.

Горчаков махнул рукой.

- Все будет в порядке, Сергей Николаевич…

Оказывается, Доскаль уже позаботился. Оперативным заступил их общий друг Трибрат. Обещал держать железно связь, сообщать все важное о состоянии Люды.

Горчаков благодарно стиснул ему руку. Они служили вместе всего несколько месяцев, но он не представлял себе кого-нибудь другого на месте Андрея Доскаля. Сейчас широкое веснушчатое лицо помощника вызывало у него нежность. Он отвернулся, чтобы не выдать себя.

- Воду сменили? - спросил.

- Полностью.

- Как с аккумуляторами для третьего?

- Порядок.

- Новую лоцию взяли в штабе?

- Вырвал, Сергей Николаевич, Всего шесть получили. Другим не досталось.

Впрочем, все это можно было и не спрашивать, Он знал, что Доскаль ничего не забудет.

- Ладно, двинули помаленьку.

Никто не провожал их, когда они отходили от стенки. Только дежурный по пирсу равнодушно помахал растопыренной пятерней. С большого плавкрана смотрели матросы в оранжевых спасательных жилетах. Вода была в радужных разводах от мазута.