Сергей Зонин - Верность океану

Но вскоре все увидели, что повседневной службой на корабле Владимирский правит умело, без суеты, всегда спокоен и вежлив. «Червона Украина» в то время - самый большой и мощный наш корабль на Черном море: экипаж семьсот человек, водоизмещение под 7 тысяч тонн, одних 130-мм орудий пятнадцать. Правда, в строй крейсер еще не введен - продолжали работать заводские бригады, не закончены ходовые испытания. [7]

Присутствие посторонних, как известно, порядку на корабле не способствует. Но Владимирский со своими обязанностями справлялся образцово. Летом 1926 года на корабль, окончив училище, прибыл вахтенным начальником Н. Г. Кузнецов. Именно тогда они и познакомились. Вместе шагали по утреннему холодку от казармы до причала завода, к которому временно снова встала «Червона Украина». В молодости сближаются легко. За час, что уходил на дорогу, постепенно рассказали друг другу о себе, обсудили и волновавшие проблемы будущего флота и свои жизненные планы. Спустя многие годы Н. Г. Кузнецов вспоминал: «Льва Анатольевича Владимирского - старшего вахтенного начальника - аттестовали так: «Лучшего помощника быть не может». Мы хорошо его знали. Он окончил военно-морское училище на год раньше нас. С первых лет службы Владимирский прослыл на флоте отличным моряком».

Нет лучшей школы для молодого офицера, чем большой корабль. Много дала Владимирскому служба на «Червоной Украине». Учиться было у кого - крейсером командовал опытнейший моряк Н. Н. Несвицкий, тот самый, что в 1919 году на эсминце «Азард» потопил в Финском заливе британскую подводную лодку L-55. Его высокая требовательность, выдержка, энциклопедичность знаний во всем, что касалось флота, запомнились, долго служили Владимирскому примером. [8]

Путь на мостик

С каждым месяцем у Владимирского прибавлялось опыта, умения принимать самостоятельные решения. А делать это приходилось все чаще: в 1927 году Владимирский, старший артиллерист на «Шаумяне» - эсминце типа «Новик» {2}. Вскоре стал старшим помощником командира, был допущен [8] к самостоятельному управлению кораблем. Не надо думать, что командирские качества просто приходят со временем. Нет, они всегда итог упорной работы. Разве мог забыть Владимирский, как первый раз швартовался к причалу у Минной стенки? Сколько раз он мысленно совершал этот маневр, сколько раз примечал, в какой момент нужно перевести ручки машинного телеграфа с заднего хода на передний. Все равно в тот день что-то сдавило в груди, когда взглянул на узкое, точно ущелье, пространство между двумя эсминцами - всего-то метров на пять больше, чем ширина палубы его «Шаумяна». И еще дилемма: лихо подвести корму к гранитной стенке - так, чтобы волна от бурлящих воду винтов омыла ее, - или же осторожничать, подойти поближе к ошвартованным эсминцам-соседям, завести через них кормовые на стенку, подтянуться на шпиле… Так, конечно, безопаснее, но ведь командиров эсминцев издавна отличает эффектная и предельно точная швартовка - свидетельство умения в бою четко управлять маневрами своих быстроходных кораблей.

Свою первую швартовку Владимирский выполнил безукоризненно: корма мягко ткнулась в подставленные между нею и стенкой кранцы, корабль встал…

Запомнился ему и зимний поход, когда в первый раз самостоятельно командовал «Шаумяном». В январе - феврале дивизион эсминцев начал выходить в море с того времени, когда наморси Э. С. Панцержанский сказал на совещании в штабе флота, что пора кончать с разделением на активное лето и зимнюю спячку. Случилось так, что накануне выхода заболел командир, и Владимирский, уже допущенный к самостоятельному управлению эсминцем, сам вывел его в море. Через несколько часов после выхода из Севастополя погода резко ухудшилась. Эсминцы зарывались в волну, и полубак до мостика уходил в воду, корма поднималась, и обнажившиеся винты бешено били в воздухе. Ночью корабли стали обледеневать. А шли в строю, надо точно держать в кильватер идущему впереди, соблюдать [9] положенную в строю дистанцию. С мостика Владимирский не сходил до прихода в Новороссийск. Одежда обледенела - волна врывалась и на мостик. И на переходе в Батуми тоже штормовали. Но во время похода эсминец замечаний от флагмана не получал, волны, гулявшие по палубе, не смыли шлюпок и чехлов. Неисправностей не было, а место нахождения корабля (то есть его географические координаты), которое сообщали командиру дивизиона каждые два часа, всегда было точным. Вот за все это и отметил старпома «Шаумяна» новый начальник Морских сил Черного моря В. М. Орлов.

Именно в те годы, первые годы флотской службы, навсегда пришло к Льву Анатольевичу чувство общности с морем, с людьми, составляющими экипаж корабля, с самим кораблем - неотделимой частью моря. Он не мог себе представить, как бы жил, не чувствуя на губах соленого ветра, не слыша гулкие удары волн в стальное тело корабля. Он восхищался своим эсминцем: длинный и узкий корпус с приподнятым полубаком, чуть наклоненные к корме мачты и трубы, придающие ему стремительность, даже когда стоит недвижно - на якоре или бочке, у причала. Владимирский любил свой экипаж - молодых и мужественных людей. Он верил в их желание научиться все делать хорошо, в их честность и искренность. Бывало, что в ком-то и ошибался, и всякий раз огорчался при этом, старался помочь оступившемуся. Такое отношение к людям останется у него навсегда.

Жизнь шла - как мечталось Владимирскому еще с училища - вместе с флотом, вместе с морем. На берегу он редкий гость. Немногие свободные от службы часы (а у старпомов их всегда маловато) посвящал чтению и письмам в далекий Ташкент, студентке университета Кате Добронравовой. Виделись они редко, от отпуска до отпуска. Единственная связующая нить - письма. Вот и о первом своем заграничном походе летом 1928 года написал.

«Шаумян» ходил с визитом в Стамбул, сопровождая вместе [10] с эсминцами «Фрунзе» и «Петровский» «Червону Украину»: на крейсере направлялся в Турцию король Афганистана. С тех пор в кают-компании хранился серебряный кубок - приз, врученный королевой, за победу шлюпки, которой управлял Владимирский, в парусных гонках в Мраморном море. В октябре тридцатого - «Шаумян» снова в заграничном плавании. На этот раз отряд черноморских кораблей направлялся с визитом в Италию и Грецию. На присланной Кате из Стамбула открытке Галата - пароходики, которые ходят через Босфор к азиатской части города, пики минаретов и купола храмов. Потом Владимирский написал из Мессины и Пирея. А подробно о волшебстве Эгейского моря, его островках - сепия с белыми пятнышками античных развалин и домиков рыбацких поселков, о достопримечательностях древних Афин и грозной Этне он расскажет зимой, когда приедет в отпуск.