Сергей Зонин - Верность океану

Около трех часов ночи заревел гудок Морского завода, на рейдовом посту подняли сигнал воздушной тревоги. Вскоре Владимирский с мостика увидел в лучах прожектора самолеты. Они шли на малой высоте со стороны моря. Грянули залпы зенитных батарей на берегу и на кораблях, но самолеты приближались, вот они уже над Севастопольской бухтой. «Десант!» - крикнул кто-то рядом, увидев парашюты. Командующий эскадрой оглянулся: «Спокойней, товарищи!» Нет, это не был десант, к отражению которого главная база флота готовилась. Владимирский сразу же понял: враг действует так же, как год назад в Суэцком канале. На парашютах магнитные мины! Гитлеровцы пытаются запереть флот в Севастополе. А крейсера «Червона Украина» и «Красный Кавказ» должны выйти в море в ночь на 23 июня, чтобы выставить минные заграждения на подступах к Севастополю.

Утром, лишь рассвело, началось траление. Тральщики еще и еще проверяли фарватер. Взрывов не было. Позже стало известно: мины врага имели прибор кратности, то есть срабатывали после того, как над ними несколько раз пройдут корабли. С наступлением темноты крейсера, принявшие на палубы якорные мины, вышли в море. За несколько часов до этого у входа в Карантинную бухту подорвался и быстро затонул буксир…

В ночь на 24 июня немцы вновь сбросили с самолетов мины на фарватеры. Неустанно трудились тральщики и катера-»охотники», подготавливая возвращение на базу крейсеров, вышедших на вторую минную постановку. С крыла мостика линкора смотрел утром Владимирский на возвращающиеся «Червону Украину» и «Красный Кавказ». Впереди [30] по курсу кораблей встал громадный всплеск-фонтан из воды и грунта. Это взорвалась фашистская мина под плавкраном, который тянул буксир. Кран затонул, крейсера остались целы. Но через неделю подорвался на мине эсминец «Быстрый», выходивший на испытания после ремонта. Командир дивизиона С. М. Сергеев - Владимирский ценил его как отличного моряка - успел приткнуть эсминец к прибрежной отмели.

Пакет с боевым приказом о набеге на румынскую военно-морскую базу Констанца доставили 25 июня из штаба флота прямо командиру ОЛС Т. А. Новикову на крейсер «Ворошилов». Все документы, приложенные к приказу, были разработаны в штабе флота. Вице-адмирал Б. Ф. Петров, тогда флаг-штурман ОЛС, вспоминает, как удивило его предусмотренное боевым приказом маневрирование: лидеры «Харьков» и «Москва» должны дать первые залпы главным калибром с предельной дистанции в 130 кабельтовых {5}, а потом идти к берегу две мили до поворота на курс отхода. Но ведь после первых залпов наши корабли будут обнаружены и, возможно, обстреляны береговыми батареями и румынскими эсминцами! Не лучше ли скрытно подойти к Констанце и начать обстрел нефтебаков уже на отходе, увеличивая дистанцию до противника? Флаг-штурман доложил все это командиру ОЛС. Контр-адмирал Новиков сразу же с ним согласился и немедленно отправился в штаб флота. Приказ, однако, остался в силе.

Петров не знал тогда, что днем раньше, 24 июня, получив приказание выделить два лидера для обстрела Констанцы, Владимирский сразу же запросил разрешение прибыть в штаб флота. Он доложил, что лидерам при подходе к Констанце непременно придется форсировать минные заграждения. Румыны еще до войны официально объявили о постановке мин в 160-170 кабельтовых от берега. [31]

В штабе флота не скрыли досады: о всех деталях набега, в том числе о составе участвующих сил, уже доложено в Москву. Владимирский предложил: пусть обстрел Констанцы проведет «Красный Кавказ» из своих дальнобойных 180-мм орудий. Крейсер сможет вести огонь с дистанции 180-190 кабельтовых, находясь за пределами границ вражеских минных полей. Использовать нужно именно «Красный Кавказ», а не «Ворошилов» или «Молотов» с артиллерией той же дальнобойности. Новые крейсера подготовлены еще недостаточно, а «Красный Кавказ» незадолго до войны получил отличную оценку за стрельбу по берегу с корректировкой с самолета. Задачу можно успешно решить, подняв с аэродрома близ Одессы самолет-корректировщик. И надо бы вызвать из Одессы к Констанце тральщики - противоминное обеспечение не лишняя предосторожность…

Предложение не приняли. Разведотдел флота полагал, что мины стоят не далее 60-70 кабельтовых от берега и поэтому опасности не представляют. План операции остался прежним {6}.

Вечером 25 июня 1941 года к румынским берегам вышла ударная группа - лидеры «Харьков» и «Москва», а через два с половиной часа и группа корабельной поддержки - крейсер «Ворошилов» под флагом Т. А. Новикова и эсминцы «Смышленый» и «Сообразительный». Корабли эскадры выполнили боевую задачу: подожгли в Констанце нефтехранилище на станции, разрушили железнодорожные пути. Но цена оказалась высокой - погиб лидер «Москва». Разбирая в конце июня с командирами кораблей и штабом итоги операции, Владимирский сказал, что «Смышленый» и «Сообразительный» допустили немало ошибок: первый зацепил своим параваном параван «Ворошилова» и разбирался в случившемся так долго, что отстал от крейсера и нагнал его только после рассвета; второй тоже отстал, потерял [32] крейсер и присоединился уже утром. Все ждали оценки действий командира дивизиона М. Ф. Романова и командира «Харькова» П. А. Мельникова. Ведь экипаж с гибнущего лидера не смогли снять.

Владимирский поддержал комдива и командира лидера. Если б стали подходить к «Москве», могли и сами подорваться на мине, а по кораблям уже вела огонь вражеская береговая батарея, появились самолеты противника. Тяжело оставлять своих товарищей, но существует военная необходимость…

Позже не раз драматические события военных лет ставили этот вопрос - спасать или не спасать экипаж поврежденного или погибающего корабля? И перед самим Владимирским, и перед его подчиненными - командирами соединений и отдельных кораблей. Немало записей об этом на страницах дневников командующего эскадрой. Принимая решения сам, оценивая действия подчиненных, он всегда исходил из жестокого закона целесообразности в сложившейся конкретной обстановке. На войне иначе нельзя. Осенью 1942 года, перед выходом в набег к берегам Румынии, Владимирский писал в боевом приказе: поврежденный корабль, лишившийся хода, топить, людей спасать по возможности. Но был ли он при принятии подобных решений свободен от эмоций, в какой степени учитывал их значимость у других?

Кончилась первая неделя войны. Нарком ВМФ определил Черноморскому флоту ближайшую задачу: обеспечить свои морские сообщения и в первую очередь перевозки жидкого топлива из Батуми и Туапсе. Владимирский считал, что держать всю эскадру в Севастополе не только незачем, но и опасно. Корабли, еще не имеющие систем защиты от магнитных мин, те, на которые она будет устанавливаться во вторую очередь, следовало перевести в порты Кавказа. Необходимо рассредоточить эскадру - так будет легче обеспечить противовоздушную и противоминную оборону. Обо всем этом он доложил Ф. С. Октябрьскому и члену [33] Военного совета флота Н. М. Кулакову в день, когда, выходя из Севастополя, подорвался на магнитной мине «Быстрый». Это несчастье ускорило решение штаба флота. В первых числах июля крейсера «Красный Кавказ» и «Красный Крым» в сопровождении эсминцев вышли в Новороссийск. А 8 июля, закончив монтаж размагничивающих устройств на четырех тральщиках, бригады специалистов приступили к работам сразу на трех эсминцах. Это было лишь начало - монтаж РУ на всех кораблях эскадры закончился к ноябрю. Но возможность отбирать для операций корабли, уже защищенные от магнитных мин, у командующего эскадрой появилась раньше. Гитлеровцам не удалось запереть эскадру в Севастополе, и вскоре они почувствовали ее удары под Одессой.