Владимир Коваленко - Крылья Севастополя

- Ну и ну! - протянул Женя Акимов.

Этого сообщения мы ждали давно. Последние дни все летчики нашей отдельной авиаэскадрильи военно-воздушных сил Черноморского флота пребывали в состоянии тревоги: немцы шли на Москву, огромные железные клещи охватывали нашу столицу с севера и юга, стремились зажать ее в смертельное кольцо. Каждый день приносил новые известия о невиданном героизме советских воинов. Мы верила, что Москву не сдадут, и все же острая, неутихающая тревога не покидала ни на секунду. Даже никогда [7] не унывающий Коля Астахов как-то сник и помрачнел: в столице жила вся его родня - отец, старый рабочий-большевик, мать, две сестры, многочисленные дяди и тети, а письма приходили не часто, вот и волновался вдвойне - я за родной город, и за близких. В последнем письме отец сообщал; «Мы отсюда никуда не уедем, так и знай, сынок. А немцу, гаду, Москвы не видать, как своих ушей!»

Здесь, на юге, тоже происходили важные события: в ночь с 28 на 29 декабря 1941 года наши войска в содействии с кораблями Черноморского флота и Азовской военной флотилии осуществили блестящую операцию: высадили десант, захватили города Керчь и Феодосию, вышли на узкий Ак-Монайский перешеек. Противник, боясь окружения, поспешно бежал. Весь Керченский полуостров был очищен от врага.

Керченско-Феодосийская операция была проведена в дни, когда немецко-фашистские войска бешено лезли на Севастополь. Уже два месяца насмерть стояли севастопольцы. Небольшой этот пятачок насквозь простреливался артиллерийским и даже минометным огнем, сверху непрерывно сыпались авиабомбы, казалось, живого места не оставалось на севастопольской земле, но город жил, мужественно сражался.

Часть нашей эскадрильи улетела в Севастополь еще недели три назад, а нас, нескольких летчиков и штурмовиков, задержали. За окошком «кубрика» (так на морской манер называли мы нашу приземистую хатку-мазанку) виднелась небольшая морская бухточка - наш аэродром, а на берегу, вокруг бетонированной площадки, прилепились самолеты - белоснежные МБР-2. МБР означает - морской ближний разведчик. У наших соседей-истребителей МБР-2 вызывал снисходительную улыбку: «Каракатица!» Самолет и вправду не поражал воображения: фанерная лодка, оклеенная тонкой тканью и покрытая серебристым лаком; мотор, словно большой жук на тонких ножках, установлен над фюзеляжем сверху, чтобы не заливало водой при взлете и на посадке; винт - толкающий, скорость не превышала двухсот километров в час. В общем, это был настоящий небесный тихоход, к тому же и вооруженный всего двумя пулеметами ШКАС калибра 7,62 миллиметра, из которых один был установлен впереди, в кабине штурмана, а второй - в хвостовой части, у стрелка-радиста.

Впрочем мы, молодые летчики, гордились своей машиной, называли ее шутливо-ласково «коломбина» и верили: [8] на нашей «коломбине» тоже можно совершать большие дела в осажденном Севастополе. Поэтому-то Астахов и поспешил с сообщением. Что ж, он остался доволен произведенным впечатлением.

Коля Астахов - колоритная фигура. Мне он напоминал репинского писаря - того самого, который сидит среди хохочущих запорожцев и пишет ответ турецкому султану: хитрющий прищур маленьких глаз, на устах блуждает загадочная улыбка, а с гусиного пера так и слетают соленые словечки, вызывающие вокруг гомерический хохот… Таков и Астахов - маленький, подвижный, казалось, остриги его «под казанок» - и получится вылитый писарь!

Но я хорошо знал и другого Астахова - того, с которым много раз уходил в полет. Летал он мастерски, машину чувствовал тонко, водил ее прямо-таки виртуозно. Не раз я ловил себя на мысли, что из Астахова получился бы первоклассный летчик-истребитель.

Так и жило в нем два человека: озорной, легкомысленный балагур на земле и прекрасный летчик в воздухе.

…Пока мы на все лады обсуждали сообщенную Колей новость, нашу голубую бухту пересекал небольшой быстроходный катер. Через несколько минут он ткнулся носом в шуршащую гальку, и на берег легко соскочил невысокий человек в морской форме с голубыми просветами между двух золотых полосок на рукавах. Это был старший лейтенант Николахил - командир эскадрильи, только на днях приводнившейся на противоположной стороне бухты. По «беспроволочному телеграфу» о нем уже поведали немало хорошего: сдержан, справедлив, любит летать. Но лучшая его характеристика - два ордена Красного Знамени на груди. Говорят, за Испанию и финскую. В Испании был стрелком-радистом, потом переучился на летчика.

Смахнув с брюк мелкие капельки воды, комэск направился прямо в наш «кубрик».

- Здравствуйте, товарищи летчики, - негромко поздоровался он. - Не ждали в гости соседа? - Чуть заметная улыбка тронула его полные губы. Он по очереди подошел к каждому из нас, крепко пожимая руку и представляясь: «Николахин». Затем сел на табуретку, снял фуражку. Волосы у него оказались пепельного цвета, какие-то негнущиеся, непокорные, что ли. Под светлыми, выгоревшими бровями - серые, чуть навыкате, глаза. Первое впечатление - некрасив, наверное, нелюдим.

- Давайте знакомиться ближе, - говорит он. [9]

Сообщает приказ: создается новый авиаполк МБР-2, аэродром базирования - бухты Северной стороны в Севастополе. Полк с севастопольскими гидроавиачастями объединяется в бригаду, командиром которой назначен Герой Советского Союза полковник Раков.

Кто- то переспрашивает:

- Раков?

- Да, Раков. С Балтики прилетел.

Я приятно удивлен. Конечно, Ракова из наших мало кто знает, может, только заочно, по газетным статьям. А мне он знаком хорошо: после окончания училища служил на Балтике под его командованием. Мы прибыли из училища в Ленинград накануне военных действий на Карельском перешейке. С первых дней советско-финляндского конфликта полк принимал активное участие в боях, МБР-2 по нескольку раз в день уходили на задание. Нас, неоперившихся «птенцов», в бой пока не посылали, тренировали на земле. А командир полка летал непрерывно. Он прославился дерзкими бомбовыми ударами по аэродромам и портам противника, не раз бомбил вражеские корабли, прикрывавшиеся сильным зенитным огнем. Тогда, в 1940 году, В. И. Ракову за выдающиеся боевые заслуги было присвоено звание Героя Советского Союза. Высокий, худощавый, с очень смуглым лицом и черными с прищуром глазами, он был суров, краток, говорил негромко, но в каждом слове чувствовалась твердость характера, внутренняя собранность. Для нас он был образцом летчика и командира. Теперь под командованием этого человека нам предстояло воевать в Севастополе.

А Николахин между тем продолжал:

- Ваша группа вливается в нашу эскадрилью целым звеном. Командиром звена остается старший лейтенант Грибков. Вылет завтра. Посадка в бухте Матюшенко. Летим звеньями, чтобы не привлекать внимание врага. Первым идет ваше звено. Проработка летного задания - в семь ноль ноль. А сейчас - еще раз проверить машины, особенно вооружение.