Владимир Пашинин - Герои среди нас(сборник)

На том месте, где упал наш самолет, жители поселка воздвигли памятник. Памятник неизвестному солдату. Но впоследствии местные комсомольцы - следопыты боевой славы решили узнать, кто же был этот отважный советский ас, отдавший свою жизнь за товарищей. Начались раскопки. Были найдены обломки кабины и мотора, а также планшет. В нем фотография летчика с орденами Ленина и Красного Знамени на гимнастерке. Это был Петр Шемендюк. Но тогда сельского учителя Генриха Дмитриевича Ададурова, в прошлом офицера морской авиации, озадачил вопрос: а где же останки летчика, где парашют?

Начались поиски, в которых активное участие принял журналист из Комсомольска-на-Амуре Александр Сутурин, по крупицам добывший много ценных подробностей о герое пилоте.

Что же удалось выяснить? Раненый летчик выбросился с парашютом из горящего самолета. Шемендюк укрылся в воронке от снаряда. Кругом бушевал огонь - шла перестрелка. Летчик, перевязав обрывками парашюта перебитую руку и обгоревшие ноги, пополз, как в свое время его друг Алексей Маресьев, на восток. В деревне Дьяге, из которой только что ушли немцы, крестьянка Евдокия Михеева накормила Петра, сделала ему перевязку. Она же познакомила Шемендюка с партизанами, которые доставили его в прифронтовой госпиталь,

"Гангрена руки" -таков был диагноз врачей. Петр лежал в различных госпиталях страны, четыре операции пришлось ему перенести, но спасти руку не удалось. Летчику предложили демобилизоваться. Но шла война, и Шемендюк, как и Алексей Маресьев (кстати, Алексей не раз бывал в госпитале у Петра), сделал все возможное и невозможное, чтобы остаться в строю и добиться направления в истребительную авиацию. Сейчас Герой Советского Союза Петр Семенович Шемендюк (на его боевом счету 261 боевой вылет и 24 сбитых вражеских самолета) живет на Балтике и работает заместителем управляющего "Калининградэнерго".

- Да, далеко не последнюю роль сыграла в жизни Шемендюка и моей, - поделился в беседе со мной Алексей Маресьев, - спортивная закалка. Росли не хлюпиками, не неженками. В жгучие морозы выходили на Амур, чтобы скрестить хоккейные клюшки. А когда потребовалось, выдержали кое-что и потрудней.

Люди из легенды. Но легенда эта - сама жизнь. Прекрасная и удивительная!

Война только началась. Сводки Совинформбюро день ото дня становились тревожнее, но горестное "наши войска оставили…" еще почти не появлялось в них.

По вечерам затемненные московские улицы будто вымирали, но днем по тротуарам по-прежнему текли толпы людей, двери магазинов были раскрыты, на перекрестках бойко торговали мороженщицы, и казалось, что отступление наших войск - это всего лишь временное недоразумение. Скоро, может быть даже завтра, все станет на свое место - Красная Армия нанесет могучий удар и победит врага.

В один из тихих вечеров, когда в московском небе еще не рвались снаряды зениток, мы, группа слушателей городского клуба радистов, отправились в кинотеатр хроники. Здесь шли первые документальные фильмы о войне. С палочками "эскимо" удобно расположились в креслах, медленно погас свет и вдруг…

Будто сойдя с экрана, в зал вошел знаменитый бас Александр Пирогов. Остановился, обвел зрителей суровым взглядом и трудно, словно не шли у него слова, запел:

- Летел на битву капитан Гастелло.

Летел, как сокол. Выше облаков…

Это было что-то другое, совершенно необычное. Таких песен о бойцах мы, семнадцатилетние, еще не слышали. Такой войны не знали.

Я не помню, что показывали дальше. Осталось в памяти только раскатисто-громовое:

- Народ, способный на такую смелость,

Ни покорить, ни победить в бою нельзя!

Такую смелость! - вот что было главное. Вот чему учил, к чему призывал подвиг летчика Гастелло. И с его именем в мое сознание и в сознание многих моих товарищей впервые по-настоящему вошла война.

В октябре мы уже воевали. Потом долгими месяцами, годами шли к победе. На этом трудном пути мы узнали цену смелости и меру мужества. Многие были отмечены боевыми наградами. Но все равно: под Москвой или Сталинградом, на Днепре или у стен рейхстага - капитан Гастелло был с нами как правофланговый, первым стоял в строю самых бесстрашных.

С той поры прошло больше четверти века. Многое стерлось в памяти, и, что там греха таить, встретишь иной раз невзначай фронтового друга - да и не сразу узнаешь.

Но Гастелло… Его подвиг воспет в музыке и стихах. Сегодня, раскрыв газету, мы можем узнать, как на Сахалине, в поселке Гастелло, живут и трудятся рыбаки, лесорубы. Гастеллой назвали инженеры жаропрочный сплав для первых реактивных двигателей.

"…Пароходы, строчки и другие долгие дела" - так встречаем мы ныне капитана Гастелло. Образ легендарного летчика запечатлен в бронзе и мраморе. Его строгое, мужественное лицо смотрит на нас с полотен картин в Дворцах культуры, клубах, музеях.

И кажется иной раз: может быть, он и при жизни был вот такой - монолитный, точно высеченный из гранита?

Его юность прошла в Муроме - небольшом русском городе на крутом берегу Оки. Тихий был городок, с церквами и церквушками, купеческими лабазами, гостиным двором на центральной рыночной площади.

В тот год, когда умер Владимир Ильич Ленин, рабочий-металлист Франц Павлович Гастелло привел с собой в железнодорожные мастерские семнадцатилетнего сына Николая: был Франц Павлович литейщиком. У вагранки стал и его сын. Но одна специальность, даже такая почетная, как литейщик, не устраивала юношу. Разрастались мастерские, становились паровозоремонтным заводом, и новые дела и планы захватили Николая.

"Основы токарного дела", "Обработка металла" - такие книги появились в его домашней библиотеке.

- Смышленый был паренек, - рассказывает мне старый мастер паровозоремонтного завода Иван Яковлевич Зиновьев. - И шустрый. Эх, как он лихо голубей гонял! Вот здесь, вот…

Мы сидим в небольшом дворике дома, где жили рабочие семьи Гастелло, Зиновьевых, Борисовых. Секретов у соседей не было, дети росли вместе, все знали все друг о друге.

Но рассказ о голубях почему-то не нравится Дарье Григорьевне Борисовой. Думала ли она, "с мальства знавшая Николку", что со временем станет в своем же доме сотрудницей музея Николая Гастелло? Правда, сейчас музей перевели в центр города, куда к окской пристани прибывают "Ракеты" и "Метеоры" с сотнями туристов, но все равно она хорошо поставленным голосом, только лишь сильно, по-владимирски, нажимая на "о", рассказывает о том, как любил Николай играть на гармошке.

- Заберется в смородину - и знай себе наигрывает, знай себе поет. Пел он, правда, неважно. Потому и в смородину прятался. Стеснялся, значит.