Иван Черных - Ночные бомбардировщики

Командир решил вызвать штурмана. Но Виноградский приподнялся и, взяв баллон, пополз в конец кабины. Прикрепил его куском провода к кронштейну и вернулся на свое место. Кедров глянул на лейтенанта и увидел на его лице кровь.

— Чепуха, — сказал Виноградский, опережая вопрос командира.

Достал платочек и засунул под шлемофон, где была рана. Бомбардировщик наконец вырвался из облаков. В кабине сразу посветлело, болтанка уменьшилась.

Кедров сажал самолет с особой осторожностью. Колеса почти неслышно коснулись бетонки. Едва они зарулили на стоянку, Кедров достал из бортовой аптечки бинт и стал бережно перевязывать еще более побледневшее лицо лейтенанта. Виноградский пытался было возражать, по Кедров властно прикрикнул:

— Сиди!

Бинтовал он долго и неумело, потом разорвал бинт и неразмотанный кусок протянул Виноградскому:

— Подержи!

Лейтенант подставил руку, но увидел, что перчатка в крови, быстро стянул ее. Взгляд Кедрова застыл на ладони правого летчика. Кожа на ней была тонкая, как папиросная бумага, исполосованная розоватыми рубцами. Кедров знал, отчего бывает такая кожа. Сильный ожог. Ему стало все ясно. И только теперь он вспомнил, где видел это лицо. Три

года назад в одной из газет был напечатан портрет курсанта и рассказ о мужестве будущего летчика, проявившего выдержку и находчивость в полет во время пожара в кабине самолета. Теперь только Кедров вспомнил: это был портрет Виноградского.

Кедров завязал узел и, опустившись на свое место, [158] стал смотреть вдаль, за аэродром, где начинался лес, о чем-то задумавшись. Потом повернулся к Виноградскому, сказал ласково:

— Василек ты мой, Василек!

Тайфун

Антонина Андреевна сквозь сон слышала какое-то странное рычание, сменяющееся воем, и никак не могла понять, что это за звуки. А когда проснулась, то сердце ее замерло от ужаса. Деревянный домик шатался и скрипел, будто кто бесновался в страшной злобе и пытался его опрокинуть. Даже под одеялом было холодно, шквальный ветер, казалось, проникал сквозь стены и свободно разгуливал по комнате. «Тайфун!» — точно молния мелькнула мысль.

У Антонины Андреевны пробежали по телу мурашки, гона хотела было разбудить мужа, но, вспомнив, что вчера он со службы пришел усталый до изнеможения, преодолела страх и бесшумно поднялась с постели. Накрыла вторым одеялом Аленку.

Вчера муж весь день работал на аэродроме, закреплял антенны, проверял систему радиолокационной посадки. Готовился к шторму. Он говорил ей, что ожидается сильный ветер. Значит, знал о приближении тайфуна, только назвал его более мягко.

Это страшное слово она услышала еще там, на Большой земле, вскоре после того, как мужу предложили поехать в этот расположенный, кажется, на краю света гарнизон. Всезнающие подружки заохали. Одни рассказывали страшные истории про тайфуны и про цунами, которые, словно корова языком, слизывают с островов все живое. Другие, наоборот, завидовали — небось, в тех краях люди живут интересно, кругом романтика.

Родные отговаривали: Аленка маленькая, с фруктами и овощами там трудно, климат сырой, сердце у тебя больное. Пойди к врачу и вместо мужа пошлют другого.

А Владимир повеселел, приосанился:

— Поедем, посмотрим на белый свет. Правда, служба там ответственная: морская граница. Но зато как интересно!

То, что мужа ценят и уважают, она знала. В приказах не раз называлась его фамилия среди лучших. Да и без [159] этого ей были хорошо известны черты характера и способности Владимира Ивановича, как уважительно называли его даже старшие по возрасту и званию авиаторы. Еще когда он был лейтенантом, скромным до застенчивости и скупым на слово, она сумела рассмотреть в нем человека большой души. Свидания он всегда назначал на позднее время, частенько приходил усталым, хотя в глазах его горели радостные огоньки. Она сразу обратила внимание на его большие, с жесткой, загрубелой кожей, руки, не раз замечала на них ссадины, понимала, что профессия у него нелегкая. Но по тому, как загорались искорки в ее глазах, когда заходил разговор о службе, всякий раз убеждалась, что он ни о чем не жалеет и влюблен в свою профессию до самозабвения.

Владимир до поздней ночи просиживал над учебниками, что-то мастерил, занимался с солдатами, молодыми авиаспециалистами.

И вот теперь его посылали в гарнизон у границы, где тайфуны и цунами устраивают опустошительные набеги, где почти круглый год основными продуктами являются консервы и сушеные овощи. А у нее на руках Аленка...

Поезд вез их через всю матушку-Россию долго и утомительно. Монотонный стук колес и скрип полок под конец стали раздражать, а тут снова рассказы об этих коварных тайфунах. И она стала бояться их, как дети, наслушавшись сказок, боятся нечистой силы.

Потом они плыли на пароходе. Океан был тихим и изумрудно-синим, как на неаполитанских картинах Айвазовского, с ослепительно золотой дорожкой. Вокруг играли дельфины, стаями проносились морские чирки и жирные бакланы. Даже маленькая Аленка смотрела на океан во все глаза, восхищенно и зачарованно.

Еще большее впечатление произвел на них дальний гарнизон. В голубое небо упирались величественные, покрытые у подножия вечнозелеными деревьями сопки. Вершины их были одеты белоснежными пуховыми облаками-шапками. Между сопок тянулась ровная, отшлифованная дождями и ветрами долина. Там приютились серые деревянные домики — жилища военнослужащих и их семей. Осень стояла тихая, солнечная, склоны сопок, лощины и овраги, заросшие бамбуком и аралией, оделись в яркие наряды, и не верилось, что ураганные ветры так часто наведываются сюда, месяцами льют проливные дожди. Об [160] этом напоминали лишь изогнутые, крученые в разные стороны стволы деревьев с короткими, сломанными ветвями, изъеденные сыростью стены построек.

Домик, где поселились Гришуткины, требовал ремонта, но заняться им Владимиру было некогда — целыми днями он пропадал на службе. Техника в наследство досталась ему в запущенном состоянии, и работы было не початый край. К тому же младшие авиаспециалисты прибыли молодые, практических навыков обслуживания техники почти не имели. А кто же еще мог их учить и воспитывать, как не он, капитан Гришуткин?!

Все надо было начинать сначала. Вот и пропадал он на службе до поздней ночи, передавая свой опыт подчиненным.

— Скоро наступит зима, — напоминал он своим помощникам, — поползут с океана туманы, закрутит пурга. А наши летчики должны взлетать и садиться в любую погоду. Потому техника наша должна работать, как часы.

В конце года на отчетно-выборном партийном собрании коммунисты избрали Владимира Ивановича членом партийного бюро. Работы прибавилось.

Однажды Антонина Андреевна не выдержала: