Богдан Сушинский - Альпийская крепость

— Считаете, что это возможно?

— Понятно, что вы прибудете туда не как личный представитель Геринга и его консультант по конфискованным ценностям.

— А как кто, позвольте спросить?

— Как доктор искусствоведения, с циклом просветительских лекций.

— Все, что вы говорите, способно заинтриговать кого угодно. Даже меня, женщину совершенно невпечатлительную.

— При этом вы должны помнить, что Швейцария для нас крайне важна, поскольку она нейтральна и границы ее проходят по границам Альпийской крепости [49] В начале 1950-х годов попытку осесть в Швейцарии сделал даже бывший начальник зарубежной разведки РСХА Вальтер Шелленберг, выпущенный к тому времени на свободу. Его целью было — возглавить всех тех бывших офицеров СС и СД, которые успели осесть в этой стране. Однако власти Швейцарии не позволили ему этого сделать, слишком уж одиозной была эта фигура, и доживать свои дни Шелленбергу пришлось на севере Италии. .

— Я отправляюсь в Швейцарию вместе со штурмбаннфюрером Хёттлем?

— Вернее, на первом этапе поездки вы вместе будете сопровождать профессора Карла Гебхардта, исчерпывающею информацию о котором получите от Хёттля. Ваши с Хёттлем цели близки, с тем лишь отличием, что его усилия направлены на американский канал дезинформации и что ему надлежит вернуться в рейх вместе с профессором, а вам посчастливится остаться в Швейцарии. И нужно будет любой ценой закрепиться там.

— Я не стану уверять Хёттля, что мне повезло больше. Зачем портить человеку нервы?

— О том, чтобы в Женеве защита вашей докторской диссертации прошла успешно, Гебхардт и его коллеги уже позаботились. Эта акция взята моими людьми под особый контроль. Вся операция по вашему вторжению в Швейцарию будет проходить у нас под кодовым названием «Женевский бомонд». Не возражаете?

— Сами придумали, Скорцени?! — восхищенно расширила свои подернутые томной поволокой глазки Софи.

— Не вздумайте искать счастья в одном из женевских театров, Софи. Не знаю, что приобретут в вашем лице театралы, но помните, что в СД артистический талант всегда ценят выше, это заметно даже по гонорарам.

— Ваши пожелания будут учтены, оберштурмбаннфюрер. Все, — поднялась Софи, — я могу отправляться на аэродром?

Скорцени внимательно смерил ее взглядом. Кажется, только теперь он сугубо по-мужски прошелся не только по ее костюму, но и по фигуре. Но что-то подсказывало Софи: то, на что решался в эти минуты обер-диверсант рейха, связано было не с его сексуальным влечением.

Все еще не сводя с нее глаз, Скорцени достал из папки конверт, извлек из него фотографию женщины и положил перед Софи. Это была Инга, ее радистка.

— Прежде чем приглашать вас сюда, я приказал тайно похитить эту полушведку и основательно допросить. Она призналась, что работает вашей связной и радисткой. Вот ее снимок на фоне рации и в присутствии двух моих офицеров.

— Тогда к чему был весь предыдущий спектакль? — одеревеневшими от страха губами спросила Жерницки.

— Прежде чем вы услышите ответ, вам лучше присесть. — А когда Софи последовала его совету, Скорцени положил перед ней еще одну фотографию, на которой был изображен гауптман Герман Шерн.

— Этого несостоявшегося интенданта и столь же несостояв-шегося резидента советской разведки мы пока еще не допрашивали, хотя, как вы понимаете, знаем о нем все. Теперь уже все. В том числе и от вашей радистки. Он находится под нашим контролем, и сегодня ночью ему предстоит трудная встреча с моими специалистами подопросам. Понятно, что он сообщит нам все, и даже то, чего до этой ночи не ведал.

— В таком случае мне остается лишь повторить свой вопрос: «Зачем вам понадобился весь предыдущий спектакль с моим участием?». В чем смысл?

Скорцени холодно улыбнулся, и Софи обратила внимание, как устрашающе задергались шр+амы на его левой щеке.

— Открываю все карты, — откинулся Скорцени на спинку кресла. — Для того чтобы изобличить вас и вздернуть, никакие спектакли с переодеванием в «походной костюмерной» мадам Шнитке мне бы не понадобились, это, надеюсь, ясно?

— Вот и я так думаю.

— Мне не хочется отменять уже глубоко продуманную операцию «Женевская богема». Она выглядит очень перспективной. Но в то же время мне не хочется, чтобы после первой же ее стадии ваш труп извлекали из Женевского озера. Добросовестно работать на НКВД мы вам не позволим. Скажу больше, мне бы хотелось вообще вывести вас из-под его влияния. Но это непросто. Вы знаете, с какой жестокостью НКВД расправлялось во время очередных «идеологических чисток» даже с тысячами ни в чем не повинных офицеров и генералов Красной армии, с тысячами ученых, литераторов и всех прочих.

— Знаю.

— И в коммунистах, насколько нам известно, никогда не числились.

— К счастью, никогда.

— Поэтому мы будем стараться выводить вас из-под влияния НКВД постепенно, «мягко», наладив вашу негласную охрану. В то же время вы еще можете понадобиться нам и как агент НКВД, кто знает, как обернутся события. Напоминаю, что война завершается, а мирный договор европейских стран будет диктовать свои собственные условия. Поэтому я не стремлюсь залить все вокруг себя кровью, достаточно того, что уже было пролито.

— Поэтому выход видится один… — попыталась Софи помочь ему подойти к главному условию их дальнейшего сотрудничества. — Мне уже все ясно, так что решительнее, Скорцени, решительнее.

Отто вновь поиграл своими кровянистыми шрамами. Он понимал, что Софи все еще пытается оставаться «на коне», все еще убеждает себя, что владеет ситуацией. Но самое странное заключалось в том, что она действительно все еще владела ею, поскольку отказываться от масштабной операции с ее участим в Швейцарии было трудно, а главное, бессмысленно.

— Послушайте меня, Софи. То, что вы сейчас услышите, очень серьезно. Если вы хотите завтрашнее утро встретить в Берне, а не в лагере «Заксенхаузен», в очереди у крематория, то должны правдиво ответить на несколько элементарных вопросов. Правдивость их мы, естественно, проверим по показаниям вашей радистки и вашего русского резидента, бывшего германского офицера Германа Шерна. Но сначала о самом Шерне. Мы не намерены казнить его. Наша цель взять его действия как русского резидента под жесткий контроль в обмен на безопасность членов семьи. — Он положил перед Жерницки еще две фотографии, на одной из которых были запечатлены родители Германа и две его сестры, а на другой — супруга и трое детей.

— Да уж… — вздохнула Софи.

— Как видите, ему есть кем рисковать и кого спасать.

— Мне проще. Если, конечно, не считать, мастера Ореста, которого очень хотелось бы спасти, уже даже не для себя, а для мира искусства.