Богдан Сушинский - Альпийская крепость

То есть по Хауссеру получалось, что существовали две СС: политическо-карательная и войсковая [68] Сам Хауссер на Нюрнбергском процессе выступал лишь в качестве свидетеля защиты, пытаясь спасти репутацию войск СС. Никаких обвинений ему предъявлено не было, и он лишь два года провел в трудовых лагерях для военнопленных. После войны генерал стал одним из руко водителей Общества взаимопомощи членов СС. Умер Хауссер в декабре 1972 года, в возрасте 92 лет. До последних дней бывшие военнослужащие ваффен-СС считали его своим лидером и покровителем. Его похороны превратились в шествие, в котором приняли участие тысячи бывших служащих ваффен-СС. . Уж этого-то, рассуждал Гиммлер, нельзя было допускать ни под каким предлогом.

Еще одну попытку убрать Хауссера рейхсфюрер предпринял после высадки войск союзников в Нормандии, стремясь свалить вину за поражение германских войск на него как командующего 7-й армией. Однако на сей раз Гитлер попросту не понял, о чем это рейхсфюрер пытается говорить с ним. Принципиально не пожелал понять. И это циничное «непонимание» было воспринято рейхсфюрером СС, как пощечина. Тем более что уже первого августа сорок четвертого Гитлер присвоил Хауссеру чин оберст-группенфюрера СС и генерал-полковника войск СС.

Ну а после разгромной для его армии битвы под Фале Хауссеру попросту повезло с ранением. Вместо того чтобы отстранить за бездарное командование, фюрер наградил его, тяжелораненого, Рыцарским крестом с Дубовыми листьями и Мечами. И тут уж Гиммлеру пришлось лишь проскрипеть зубами.

— Так, может быть, я предложу генералу Хауссеру, чтобы он какое-то время… — опять запустил свою «волынку» адъютант.

— Пусть входят вместе, — нетерпеливо, устало прервал его Гиммлер. — Какая уж тут, к черту, секретность?! Через пять минут пригласите их обоих.

— Ровно через пять минут, — согласно кивнул Брандт.

— А пока что попробуйте связать меня с рейхсмедиком СС Гебхардтом. Если вам это удастся, пригласите томящихся в приемной уже после телефонного разговора с ним.

— После телефонного разговора с ним, — оставался Брандт верным своей привычке повторять последние слова шефа. Словно бы пытался таким образом заставить его запомнить, что именно он приказывает своему адъютанту.

Свирепому Сербу и в голову не могло прийти, что на самом деле в первые же дни альпийской стажировки его отряд зомби-антарктов превратят в «кладбищенскую команду». И хотя название это происходило от слова «клад», а не от «кладбища», командиру отряда «Зомби-икс» это обстоятельство душу не согревало.

Обычно их поднимали по тревоге, садили в бронетранспортеры и по долинам, ущельям и горному бездорожью везли куда-то в глубь горного массива. Затем из небольшой части зомби гауптман Ведович, он же Свирепый Серб, формировал небольшое ближнее оцепление уже давно оцепленного эсэсовцами горного района, а остальную часть бросал на какой-то склон горы, к давно заброшенной штольне или к системе горных пещер. Именно туда, куда ему указывал до угрюмости молчаливый, рослый подполковник войск СС Курт Майнц, выступавший теперь в роли наставника и распорядителя.

В сопровождении двух эсэсовских ефрейторов-альпинистов Майнц обычно появлялся уже тогда, когда альпинистская часть отряда зомби готова была к работе. Отправив этих «смертолазов», как он называл своих ефрейторов, для прохождения маршрута и изучения ситуации, Майнц останавливался чуть в сторонке от зомби, как правило, на каком-нибудь пригорке, и терпеливо ждал, когда помощники прибудут с докладом.

Однако Свирепый Серб давно заметил, что прокладывали эти альпинистские маршруты все же не они, потому что к прибытию его зомби, крючья, где это необходимо, оказывались вбитыми, веревки — спущенными, а ступеньки прорубленными.

Уже во время третьего «захоронения» он заметил, что по склону горы от пещеры уходит группа из восьми альпинистов, причем вела их, как, глядя в бинокль, определил Арсен, женщина. Тогда же и альпинистка тоже свернула с тропы и прошлась биноклем по Ведовичу и его зомбированному воинству. Вот только продолжалось это «биноклевое» знакомство всего лишь несколько мгновений. По какой-то причине альпинистка всегда уводила свою группу, стараясь не сталкиваться с отрядом зомби.

Однако сегодня ей это не удалось. Свирепый Серб примчался, значительно опередив колонну со своими зомби, и остановил бронетранспортер так, чтобы неминуемо оказаться на пути альпинистов. Какая-то сила подталкивала его к знакомству с этой храброй женщиной. Причем влечение это было таким сильным, словно он оказался на некоем гористом острове, на котором ни одной женщины, кроме этой, уже не существовало. Судя по всему, она тоже искала возможности увидеться с ним поближе, потому что, пропустив мимо себя солдат из горно-егерской дивизии «Эдельвейс», на принадлежность к которой указывало изображение этого цветка на касках, она подождала, пока Ведович приблизится к ней.

— Вы-то, надеюсь, не зомби? — белозубо улыбнулась она, метнув взгляд на скучившихся чуть в стороне солдат Арсена.

— Видит Бог, нет, — твердым, мужественным голосом произнес Ведович. — Во всяком случае, не настолько, как мои солдаты, поскольку рано или поздно война всех нас превращает в зомби, — объяснил обычно молчаливый гауптман, удивляясь собственному красноречию.

— Почему же тогда вас называют Свирепым Сербом? — вновь призывно улыбнулась лейтенант дивизии «Эдельвейс», с любопытством вглядываясь в загорелое суровое лицо Арсена, на котором все — и выступающий подбородок, и могучие челюсти, и типичный для югославов римский нос с орлиной горбинкой — указывали на то, что человек перед ней действительно сильный, решительный и, очевидно, суровый.

— Наверное, потому что очень много воевал, однако в зомби превратиться так и не успел.

— То есть не успели дойти до той стадии, когда солдат превращается в безропотную, невозмутимую и почти бездушную машину для убийства… — кивнула альпинистка, только теперь снимая с себя каску и подвешивая ее к ремню, а на украшенную пшеничными волосами голову водружая аккуратно пошитый лазурный берет, подобного которому по цвету Арсен еще не видел.

Перед ним стояла рослая, под стать самому Ведовичу, женщина лет тридцати, с широкими, слегка приспущенными плечами, двумя аристократическими изгибами подступающими к крепкой, почти мужской шее. Красавицей назвать ее было трудно, тем не менее в ее открытом, «псевдославянском», как определил для себя серб, лице угадывалось нечто такое, что не только привлекало, но и свидетельствовало о сдержанной, суровой доброте.

— Насколько я понял, вы успели поинтересоваться моим именем, — произнес Ведович, чувствуя, что перед ним, возможно, как раз и стоит та женщина, которую он так давно искал, но в основном в горах Сербии и Хорватии.