Николай Струтинский - Дорогой бессмертия

Нина Карст узнала о произведенных арестах от Антона Семеновича Колпака. Он скрывался на конспиративной квартире и рекомендовал Нине в эти дни проявлять особую осторожность. Колпак рассказал о трагической гибели Измайлова и Баранчука, о заточенных в замке Любарта товарищах. О них пока не было ничего известно. В замок никому из подпольщиков не удавалось проникнуть, но ходят слухи, что заключенных пытают.

Оккупантам казалось, что с подозрительными лицами покончено. Значит, ликвидирована возможность появления партизанских листовок. Однако они появились. Население города узнало о развернувшихся боях на подступах к Ровно и Луцку.

Нина Карст вечером поведала Николаю Ивановичу и Вайе Белову о тяжелых испытаниях заточенных подпольщиков.

— В тюрьме страшно свирепствует один гестаповец, — делилась Нина. — Выглядит он так: длинное лицо, на лбу — большая бородавка.

— Фамилию знаете?

Кажется, Готлиб. Он работает в управлении гестапо, вечерами приезжает в замок Любарта, помогает там гестаповцам допрашивать. Если бы этого негодяя убрать. Но, к сожалению, сейчас некому…

— Надо подумать, — многозначительно промолвил Кузнецов.

Николаи Иванович и Ваня Белов пришли к одному выводу: для успешной разведки и других оперативных действий в первую очередь необходима машина. И занялись ее поисками. На помощь пришла Карст. Она познакомила Пауля Зиберта и Белова с шофером Игорем, который возил начальника арбайтзамта. Это учреждение находилось почти в центре города, недалеко от парка.

На следующий день Пауль Зиберт сказал Игорю:

— Есть желание поехать за город, полюбоваться природой, подышать свежим воздухом? Можете взять с собой жену.

Шофер с недоумением посмотрел на капитана. Что же, начальник арбайтзамта был занят, и Игорь мог располагать машиной.

— С удовольствием, — восторженно встретил Игорь затею офицера. — И моей жене, Стасе, приятно будет.

В веселом настроении Игорь, Белов, Кузнецов, Стася и Нина выехали за город. Машина взяла курс на Киверцы. Но не доезжая двух-трех километров, Игорь вознамерился повернуть обратно.

— Поедем прямо! — строгим тоном предложил капитан.

— Зачем?

— В Киверцы!

Игорь насторожился и готов был ослушаться офицера, но Кузнецов повелительно скомандовал:

— Никуда не сворачивать!

Забеспокоилась Стася. Она попросила объяснить, что все это значит?

На киверецком маяке шофер с женой были переданы партизанам. Машину перекрасили. На другой день Кузнецов и Карст отправились на ней обратно в Луцк. За рулем сидел Ваня Белов.

У контрольного пункта их остановили. Пауль Зиберт предъявил документы, и им разрешили следовать дальше.

Кузнецов тщательно собирал данные о группенфюрере СС Шене. Он был правой рукой Эриха Коха. Власть этого эсэсовца распространялась от Припяти до Буга. Николаю Ивановичу пока ничего конкретного о нем не удалось узнать. И после второй встречи с Вальтером Биндером также мало что прояснилось. Кузнецов и Ваня Белов на машине успели побывать в разных концах Луцка, однако все предположения о возможной встрече с палачом Шене не дали результатов. Он исчез прежде, чем его настигла карающая рука партизан. Больше не было смысла задерживаться в Луцке. Надо возвращаться в отряд. Мысль о возмездии над Кохом и Шене не покидала Кузнецова, он не терял надежды совершить его, если даже придется для этого проследовать не одну тысячу километров.

— Завтра возвращаемся, — сообщил Николай Иванович Белову. — Здесь нам делать больше нечего.

— А как же с Готлибом?

— Да, да, — оживился Кузнецов. — Пока есть свободное время, займемся им.

Проведенной разведкой установили, что Эрнст Готлиб состоит в чине капитана, является приближенным шефа гестапо Фишера. Обычно ровно в пять за ним в гестапо приезжала машина и отвозила в замок Любарта. Садист по натуре, Готлиб там упивался истязаниями заключенных. Ударить по голове и наблюдать, как человек падает в бессознательном состоянии, или бить по лицу каким-либо тяжелым предметом, резким ударом в живот сбить допрашиваемого с ног — не доставляло ему уже удовольствия. Куда с большим наслаждением он загонял иглы под ногти или щипцами вырывал их, пальцем ударял в глаз, после чего глаз вытекал, поджигал волосы на голове мученика… Своей изобретательностью в пытках он превзошел матерых палачей тюрьмы. Фашист Готлиб беспрерывно твердил, что все эти действия оправданы самим богом, так как господствующая арийская раса не должна проявлять малодушия к низшим неполноценным племенам. Их удел один — они должны быть убраны с дороги! А каким методом это сделать — не столь важно. Важно другое: убрать их необходимо как можно скорее.

Белову удалось установить — Готлиб выходит из замка в семь часов вечера. Его и решили взять во время возвращения из тюрьмы.

Тревожный зимний день растворился в сумерках, и от этого еще суровее стали на фоне белого покрова башни замка Любарта.

Как только от замка отъехал черный «опель-капитан», которого срочно отправил будто бы по распоряжению Готлиба офицер Зиберт, у ворот остановился зеленый «опель». За рулем сидел бравый солдат в немецкой форме. Ровно в семь у входа показался Готлиб. Он посмотрел по сторонам. Где же знакомая машина? Ваня Белов проворно открыл дверцу и вытянул в приветствии руку.

— Господин офицер, меня прислали за вами. Ваша машина неисправна.

Готлиб остановился. «Кто бы мог это сделать?..»

— Кто вас послал?

— Начальник отдела подполковник Краузе, господин капитан.

Готлиб подошел к машине, заглянул вовнутрь.

— Знаешь, куда везти?

— Знаю, господин офицер, в гестапо.

Только заревел мотор, к машине подошел светловолосый, рослый немецкий офицер.

— Едешь в город? — обратился он к шоферу и, получив утвердительный ответ, попросил подвезти его в центр.

— Если господин капитан разрешит, — кивнул шофер головой на Готлиба, сидевшего на заднем сидении.

— О, коллега… Хайль! — наигранно произнес Кузнецов. — Окажите честь! Капитан Пауль Зиберт! Спешу в гестапо, есть важные дела.

— Садитесь, капитан, нам по дороге, — сухо пригласил Готлиб.

Машина тронулась. Проскочив деревянный мост, Белов резко затормозил. Кузнецов в ту же секунду приставил пистолет к виску фашиста:

— Ни с места! Малейшее движение будет вам стоить жизни!

Белов ловко обезоружил фашиста, испустившего зловоние и затрясшегося, как в лихорадке. Ладонью Кузнецов зажал рот Готлиба, а потом загнали ему кляп и скрутили руки назад.

— Извините за неудобства, — иронически сказал Кузнецов. — Что поделаешь, такова наша служба.