Иван Бережной - Два рейда

Конечно, война, — фашистская оккупация кое-чему научили польский народ, заставили задуматься над тем, кто настоящий друг, а кто враг Польши. Не следовало сбрасывать со счета и то, что много было таких, кто изо всех сил старался помешать дружбе польского и советского народов. И в первую очередь не хотели этого сближения представители польского эмигрантского правительства в Лондоне.

В этой обстановке нашей задачей было помочь полякам разобраться и сделать правильный выбор.

Лучшее доказательство — дела. И мы старались поведением и своими боевыми делами показать, что пришли как друзья, братья по оружию, с единственным желанием помочь в борьбе против общего врага — немецких оккупантов. Каждый советский партизан понимал, что находится на территории страны с капиталистическим укладом жизни, учитывал особенности населения, классовый состав общества и с уважением относился к местным обычаям. Даже один необдуманный шаг мог оттолкнуть от нас поляков.

В этих условиях, как никогда, от партизан требовалась высокая дисциплина и выдержка. В целях исключения возможных конфликтов с населением заготовку продовольствия и фуража разрешалось проводить организованно, с ведома штаба и только за плату. Расплачивались польскими злотыми и немецкими марками, которые доставались нам в качестве трофеев при разгроме вражеских гарнизонов. При бедственном, почти нищенском положении польских крестьян это было немаловажным.

Надо сказать, все эти меры скоро дали свои плоды. Взаимоотношения с поляками у нас установились самые дружественные. В нашем лице народ порабощенной Польши увидел своих союзников и освободителей, представителей армии великого русского народа. А то, что в наших рядах сражались их соотечественники — поляки, укрепило эту веру и обеспечило нам поддержку польского населения.

Пожилой поляк, хозяин дома, у которого мы остановились в Боровце, сказал:

Скорее бы пришла Армия Радецка, прогнала бы германов, а вместе с ними и польских помещиков…

— Фашистов Советская Армия прогонит, это точно. А что касается панов-помещиков, извините, это дело польского народа. Ваше дело, — ответил Клейн.

С первых же дней наше соединение начало активные боевые действия на территории Польши. Лишь за одну неделю нашими минерами были уничтожены мосты на реках Танев, Солоть, Вепш, Любачувка, в результате чего на некоторое время были выведены из строя железные дороги Рава-Русская—Ярослав, Рава-Русская—Замостье, Львов—Перемышль, Львов—Яворов.

Наряду с подрывными работами подразделения вели тяжелые бои. 14 февраля четвертый батальон под командованием Токаря разгромил карательный отряд немцев, наступавший на Хуту Ружанецкую.

Кульбака установил связь с польским отрядом Владзимежа Хасцевича («Вара»). Провели совместную операцию и разгромили немецкий гарнизон в местечке Тарногруде, захватили большие склады горючего и продовольствия. Более двухсот тонн зерна и муки раздали польским жителям, а горючее сожгли. Только жителям Боровца и Руды Ружанецкой из захваченных трофеев досталось пятьдесят тонн муки, 85 коров, 22 лошади.

Из состава саперной роты выслали три группы минеров к Львову, Красныставу, Руднику. На следующий день инженер-капитан Кальницкий забрал остатки минеров и повел их на станцию Хоринец. Чтобы сэкономить время, шли по азимуту. К Хоринцу подошли глубокой ночью. На станции мерцал огонек. Это в комнате дежурного.

Дозор, высланный Кальницким, осмотрел станционные постройки.

— Все в порядке. Охраны не обнаружено. На дежурстве два человека. Можно смело идти, — доложили разведчики.

— Осторожность не помешает, — говорит Кальницкий и высылает дополнительные дозоры.

Идут прямо к станции. Вот и дежурка. Появление партизан ошеломило железнодорожников. На их лицах испуг, потом удивление. Взгляды блуждают, осматривают автоматы, одежду и вдруг видят погоны и красные звездочки на шапках-ушанках.

— Радецке товажише! — заговорил удивленный дежурный.

— Да, мы советские партизаны, — подтверждает Кальницкий, прислушиваясь к нарастающему гулу. — Что это?

— Проше пана-товажиша, военный транспорт, — растерянно отвечает дежурный.

— Закрыть семафор! — приказывает капитан.

— То не есть можливо…

— Вы слышали приказ? — грозно спрашивает Кальницкий.

— Так, так… Розумем пана капитана. Вшистко бендзе выконано [4] Понимаю. Все будет исполнено. ,—с готовностью отвечает дежурный и спешит выполнить распоряжение.

— Поторопитесь, товарищ командир взвода, — бросает на ходу Кальницкий…

Саперы принялись за работу. Аппаратура и оборудование превращены в щепки. Документация оказывается в руках партизан. Минеры хлопочут у стрелок, на путях, у водокачки…

Поезд стоит у семафора и посылает требовательные гудки.

— Потерпи, милок, успеешь, — говорит капитан…

— Товарищ командир, все готово: водокачка, стрелки, пути — заминированы, — докладывает командир взвода Вася Терехов.

— Вот и прекрасно. Открыть семафор!

Паровоз тяжело вздохнул, зачихал. Послышался перестук буферных тарелок и размеренный стук колес. Эшелон подходил к станции. Вдруг вспышка и взрыв. Через мгновение один за другим следуют еще два. И в заключение взрыв еще большей силы потрясает землю. Это взлетела на воздух водокачка…

Эшелон и станционные постройки пылают, а партизаны и два поляка-железнодорожника скрываются в темноте. Утром Кальницкий доложил о выполнении задания.

Возвратились и остальные группы саперной роты. Результат их работы — два эшелона и мост…

Наконец-то получен долгожданный ответ из Киева на запрос Вершигоры. В нем говорилось, что в настоящее время на территории Польши немцы в целях разжигания национальной вражды между украинским и польским народами комплектуют полицию и жандармерию из числа украинцев. Все это ухудшает отношения между украинцами и поляками. Поэтому до получения особых указаний украинским партизанским отрядам переходить Западный Буг не следует. Рекомендовалось немедленно приступить к созданию польских партизанских отрядов исключительно из поляков, обеспечить их оружием и направить на территорию Польши для активной партизанской борьбы. Но в указаниях был и такой пункт, в котором предоставлялось право командиру «действовать сообразно с обстановкой».

Этот ответ заставил наших командиров призадуматься.

— Ну и дела! Влипли мы с тобой, Петрович, в историю, — сказал Москаленко.

Вершигора долго расхаживал по комнате и наконец решил:

— Нет, назад не повернем! Пусть вся вина падает на меня…

— Эх, под топор, так обе головы, — взмахнул рукой замполит.

— Скорее всего, все головы будут целы, — улыбнулся Вой-цехович. — Петр Петрович, прочитайте еще раз, что там в конце написано.