Константин Рогов - Годы

Полк „Норланд“, по первоначальному замыслу, должен был состоять из добровольцев, принадлежавших северным народам, главным образом из норвежцев и финнов. Но с норвежцами сразу вышла неувязка, добровольцев среди них почти не оказалось. Вербовщикам удалось заманить в полк лишь горсточку молодых уголовников и искателей приключений. Несколько сот финских фашистов прислал Маннергейм, а остальных „нордистов“ пришлось добавлять из числа гитлеровской молодёжи в самой Германии.

В полку „Вестланд“ служили в основном эльзасцы и лотарингцы. А полк „Германия“ формировался в собственно немецких провинциях и являлся ядром всей дивизии.

Солдаты „Викинга“ были не старше 26–27 лет и в большинстве своём принадлежали к ярым фашистам или являлись членами гитлеровского союза молодёжи. Воспитанные в правилах так называемой „эсэсовской чести“, они отличались беспредельной жестокостью и наводили ужас всюду, где появлялись. Садистские пытки, массовые убийства, грабежи и насилия считались в этой дивизии законом поведения солдат, и путь „Викинга“ по советской земле был отмечен сожжёнными сёлами, виселицами, могилами безвинно замученных людей.

Командовал ими генерал, вполне достойный своих подчинённых. Это был Герберт Отто Гилле… В начале советско-германской войны Гилле командовал танковой частью. Уже тогда имя этого чёрного генерала выжигавшего и истреблявшего всё на своём пути, получило широкую известность. Жестокость его заслужила полное одобрение в Берлине…

В 1942 году во время боёв на Кавказе дивизия „Викинг“ несколько раз терпела поражения от советских войск…

…Даже в собственной дивизии Гилле заслужил прозвище „кровавой собаки“…»

В сражении с головорезами СС «Викинг» отличились многие бойцы и командиры 337-й стрелковой дивизии. Однако, хотя первые, сразу же ожесточённые бои вновь сформированная дивизия выдержала и показала, что ей по плечу решение как оборонительных, так и наступательных боевых задач, это не значило, конечно, что в организации, руководстве и проведении боевых действий не было недостатков. В частности штаб дивизии и его начальник, пожилой и флегматичный, майор Гладышев-Лядов, оказались не на высоте и не смогли достаточно чётко и оперативно руководить войсками, обеспечить решение командира дивизии на бой.

Отстранение майора Гладышева от исполнения должности начальника штаба дивизии было, конечно, правильным. Но «бездеятельность» Гладышева была не его виной, а бедой. Гладышев просто не был готов выполнять такую ответственную должность, не знал, что и как делать. Он большую часть своей службы был административным работником военкоматов. То же самое можно сказать и о заместителе Гладышева, начальнике оперативного отделения капитане Гаевом, растерявшем в запасе даже те небольшие знания, которые имел раньше.

Гладышев и Гаевой, не успев «оглядеться» за короткий период формирования дивизии, были вынуждены руководить штабом сразу в такой тяжёлой обстановке. И, понятно, не справились. Гладышев, кроме того, слишком обособил себя и не смог установить делового контакта с подчинёнными, основанного на взаимном доверии.

Чтобы стать достаточно умелым начальником штаба дивизии, мне, например, прошедшему курс обучения в Военной Академии имени М. В. Фрунзе, и то потребовалось более года практической работы в боевых условиях. Только в 89-й стрелковой дивизии я почувствовал себя уверенно, как начальник штаба!

О том, как наша Академия учила своих питомцев, видно из отзывов прославленного полководца маршала К. К. Рокоссовского. Этот отзыв дан моим однокурсникам, подполковник Тарасов был старостой курса «А».

«…В ночь на 16 июля Рокоссовский выехал в район Ярцева. На ходу был создан штаб группы из 15–18 командиров. Десять из них только что окончили академию имени Фрунзе. Штаб группы возглавил подполковник С. П. Тарасов. (Подчёркнуто мною. К. Р.) Размещался штаб в автомобилях. Работники его постоянно находились в движении, так как устойчивой связи с частями и соединениями не было и приходилось обходиться живой связью. Впрочем, новый командующий был доволен своим импровизированным штабом. „К достоинствам офицеров управления, — писал он позднее, отнесу глубокое осознание важности возложенной на них задачи, смелость, доходящую до самопожертвования, а также способность быстро разбираться в запутанной обстановке и проявлять инициативу, не раз я в мыслях добром поминал академию имени Фрунзе, подготовившую этих товарищей“».

В 337-й не на высоте была и разведка, начальник которой, старший лейтенант Зайцев, находясь большей частью на НП комдива, не руководил подчинёнными ему разведподразделениями. По правде говоря, вина Зайцева была только в том, что разведрота дивизии и разведвзводы полков не умели брать пленных. Все остальные виды разведки были организованы правильно, и претензий к Зайцеву не было.

После первого моего визита на НП, мы возвращались на КП под вечер с полковником Дементьевым. На НП остался полковник Дзеульский.

Николай Иванович знал многих сержантов и бойцов по имени. Иногда он кричал куда-то с тропы вниз:

— Ну как, Петька, дела? — и ещё не раз окликал других знакомых.

Потом этим же путём я шёл с полковником Дзеульским. Оказалось что и начарт знает всех командиров артиллеристов, вплоть до командиров орудий, по фамилиям, а иных и по именам. Дзеульский тоже кричал с тропы вниз на огневые позиции:

— Митя, сколько выстрелов сделал сегодня? Как откат?

— Откат нормальный, был орудийный мастер, товарищ полковник! Порядок.

Дементьев окликал своих знакомых грубовато-фамильярно — Петька, Митька, а Дзеульский — мягко.

— Ну и память у вас, Сандр Саныч! — удивлялся я.

Александр Октавианович и своего начштаба называл по имени — Серёжа!

«…До чего же легко и до чего же выгодно быть хорошим… Гораздо приятнее и выгоднее, чем плохим». Это выражение вычитал где-то я. Очень верно! И неплохо бы прямо таки заставлять заучивать это изречение. Будь добр и терпим, понимай человека, не руби с плеча. Да только жаль, что если человек не воспитан в раннем детстве доброте, прежде всего личным примером родителей, в зрелом возрасте почти невозможно отрешиться от привычек, приобретённых в прошлом. Поэтому слишком часто бывает так, что человек умом понимает, что хорошо, а что плохо, а привычка оказывается сильнее ума. Часто на людях человек выглядит вежливым, добрым, но это маска, лицемерие. Дома он становиться хамом, то есть самим собой. Если в данном случае этому человеку выгодно быть хорошим, то он хороший. Но он становиться жестоким и безжалостным, когда кто-то мешает ему, и когда он может сделать это безнаказанно.