Макар Бабиков - Отряд особого назначения

Подошли к озеру Одежявр, поблизости от него в мирное время стояла погранзастава. Поселок теперь пустовал, пограничники покинули его еще во время июльских боев, имущество они забрали, сырость и плесень впитались в казарму, только в конюшне все еще пахло лошадьми. На заставе устроили большой привал, отдохнули, почистились, подсушились, подогнали амуницию. И тронулись дальше.

Дни тоскливые, пасмурные, самое мрачное время осени, потом с холодами, с заморозками, со снегом, с вызвездившимся высоким небом станет светлее в природе и на душе, хотя по календарю и придет полярная ночь. А ныне в полдень — серая мгла, ночью — непроглядная темень. В трех-четырех шагах почти ничего не видно. Соседей угадываешь на слух, все ступают на ощупь. Переходы тягучие, а километров отмеривается всего ничего. Глубокой ночью идти нельзя: можно запросто сбиться с пути, потерять ориентировку. Хочешь не хочешь, а лежи, жди, пока небо чуть-чуть посветлеет. Шли в основном в вечерние и утренние сумеречные часы.

Через полтора суток обогнули южную оконечность Печенгских высот, обошли исток реки Петсамо-Йоки, потом, прошагав еще два или три перехода, перебрели Лутто-Йоки. После озера Луттоявр повернули строго на север. Большой крюк сделали ради того, чтобы избежать нежелательной встречи с немцами и финнами. На карте проложили маршрут к дороге, которая связывает Петсамо с Рованиеми.

Только 20 сентября, спустя неделю после высадки с самолета, вышли на дорогу у моста через реку Пильгу-Йоки.

Замаскировались в засаде, осмотрелись, в бинокли старательно обследовали каждый склон, каждую высотку, вглядывались во все, что делалось вблизи и на дальних сопках. У местечка Пильгуярвен, чуть восточнее озера Пильгуявр, оказался аэродром. О нем разведчикам не было известно.

С раннего утра, еще до рассвета, и вплоть до полуденного часа взлетали и садились бомбардировщики. Они кружились, разворачивались, снижались и взмывали вверх, время от времени сбрасывали какие-то блестящие предметы. Слышался грохот взрывов. Мало-помалу разобрались, что вышли к полигону, на котором немецкие летчики тренировались. Определили его примерные координаты, сделали пометки на карте.

На высотах взметнулись до полудюжины ажурных металлических радиомачт. На одной светился яркий огонь, а ниже его мерцали еще несколько светильников. Невдалеке от дороги разглядели замаскированные землянки, из труб валил дым, ветром его рвало и быстро разносило.

У моста через реку остановился мотоцикл. Из коляски вылез немец в длинной шинели и высокой фуражке, другой — водитель мотоцикла, в короткополой куртке, в сапогах и в егерской шапочке с козырьком — тоже решил размяться. Постояли какое-то время на дороге. Водитель показывал на сопки, на мачты, размашисто разводил руками.

Никакой охраны возле дороги и моста не засекли, патрули за день ни разу не проехали.

За всем, что виделось вокруг, наблюдали до полных сумерек, пока было видно.

Время, отведенное для похода, истекало. Остатки продуктов шуршали на дне рюкзаков. Пройти в сторону Киркенеса, проверить подходы к нему, посмотреть западный берег залива Петсамовуоно не успевали. Было принято решение идти обратно.

Вечером, перед тем как уйти из засады, захотелось досадить немцам. Мост через реку Пильгу-Йоки взорвали, разрушили радиомачту. Как только грохнули взрывы, в небо взметнулись несколько ракет. Разведчики мешкать не стали. Шли ходко, на большие привалы не останавливались.

Вечером 21 сентября вернулись к нашей бывшей погранзаставе. Следы шипованных егерских ботинок говорили о том, что здесь за время их отсутствия побывали немцы. Они сожгли все постройки. Пепелище еще дымилось, зола была горячая. Налетчики обронили несколько разноцветных, зелено-желтых, маскировочных халатов. Разведчики прихватили их с собой, чтобы показывать новичкам немецкую обмундировку.

Через двое суток добрались до Зимней Мотовки. Тут почувствовали себя дома, отошли душой, хотя и были еще на нейтральной полосе.

Туда и обратно отмерили ни много ни мало триста километров. Поход дал кое-какие печальные уроки. Сапоги, которые были в самый раз на базе, на корабле, вовсе не годились для длительного марша. Не все умели обходиться с портянками, ловко их намотать, перевернуть для просушки. Несколько разведчиков потерли ноги, не могли шагать.

В разведотделе теперь убедились, что немцы своих гарнизонов вдалеке от побережья не имеют. Разведанный маршрут не из легких. Ходить по нему далеко, дорога тяжелая. Все надо брать с собой и нести на себе. Нигде не подкормишься, не подкрепишься. И осторожность нужна.

Немцы и финны в этих местах появляются.

Теперь яснее ясного: не пустит море — пойдешь и окольным путем, то есть сушей.

После того как Павлов и Нистрем донесли в разведотдел, что они со своими людьми отправились от Калмыкявра по заданному им курсу, еще одна группа разведчиков численностью в шестнадцать человек пошла на обследование обширного, испещренного множеством озер и болот нагорья между Зимней Мотовкой, верховьями Западной Лицы и границей с Финляндией. Зона эта считалась «ничейной», ее не занимали ни войска 14-й армии, ни горные егеря. Полное бездорожье не позволяло там ездить. Но проникнуть туда могли и те и другие.

Вел группу младший лейтенант Фрол Николаев. Разведчикам предстояло узнать, что творится в этом безлюдном месте. Николаев шел в первый самостоятельный поход. Пришел он в разведку из запаса, до призыва работал председателем областного комитета физкультуры, окончил в Ленинграде институт имени Лесгафта. В финскую кампанию в лыжном отряде ходил на разведывательные задания, был удостоен медали «За боевые заслуги».

Роста он чуть выше среднего. Лицо худощавое, вытянутое. Глаза серые, навыкате. Он часто моргает. Волосы редковатые, прилизанные на пробор, на затылке торчит непослушный вихор. Плечи покатые, сутулится, спина оттого пузырится горбом, а грудь кажется впалой.

Одевается не по форме, к кителю и брюкам небрежен, утюгом их не холит. Особенно ему по душе кожаное пальто, в нем он любит покрасоваться возле катерников и подводников, многим командирам оно по должности положено. В такой одежде и он вроде приравнивается к ним. Да на базе за это слывет морским волком.

Пристрастен Николаев к трубке. Курильщик он не столь уж заядлый, легкие у него слабые, без табаку жить бы как раз полезнее. Но принято изображать не только командиров, а даже боцманскую братию с непременной трубкой в зубах. Фрол взял на вооружение и этот показной атрибут. У него несколько трубок, есть и заморские — ими он особенно гордится и любит демонстрировать. Иногда отваживается на обмен. Может отдать за трубку нож или какую-нибудь трофейную вещицу, мимо трубки у кого-то в зубах, в руках или на столе равнодушно пройти не может, остановится и смотрит, а если удастся, покрутит перед носом, осмотрит со всех сторон. Приглянется чужая трубка — будет ходить и страдать, искать, что бы предложить для обмена.