Макар Бабиков - Отряд особого назначения

Начинало светать, небо прояснилось. Капитан Буянов сказал Николаеву:

— Времени мало, предварительную разведку проводить не будем, перестраиваться не станем, атакуем с ходу. Ваш отряд идет в голове до губы Кислая, а потом сразу разворачивается на север и широкой цепью наступает в сторону опорного пункта. Первая рота десанта пойдет правее, возле восточного берега Могильного. Я пойду с ней. Позади меня мой резерв — тридцать человек.

Из-за сопок за спиной разведчиков появилось солнце. Мотовский залив лежал как на ладони.

Отряд развернулся и по пологому скату стал спускаться в долину, которая начиналась у самого основания Могильного. Восточный ее край был чуть-чуть повыше и круто падал в залив. Впереди за двумя невысокими бугорками и узенькими перешейками между ними вытянулась с запада на восток оконечность Могильного. Она прилепилась к перешейку как широкая и толстая шляпка гвоздя.

Цепь разведчиков прошла по лощине около ста метров.

Лощина упиралась концами в западный и восточный берега полуострова. Западный берег омывала губа Кислая, восточный — губа Сеннуха. Рота десантников с пулеметами должна была вот-вот появиться в лощине.

Шли молча. Как-то неловко было нарушать утреннюю тишину сопок, окрашенных солнечной позолотой.

Вдруг как гром среди ясного неба начали рваться мины, затрещали пулеметы.

Огонь накрыл сразу несколько человек. Головная группа, что шла ближе к берегу Кислой, успела пробежать еще метров пятьдесят-семьдесят и укрыться за небольшим бугорком. Те, кого прижало пулеметным огнем на середине лощины, не поднимались. Оттуда слышался голос Васи Кашутина:

— Прикройте огнем!

По бугру у Сеннухи тоже залегли разведчики. Оттуда из винтовок стреляли по оконечности мыса.

Немецкие пулеметы с горбатого наконечника мыса выплескивали свинец без передышки, но мины рвались реже. Минут через пятнадцать-двадцать над Могильным повисла тишина.

Что-то кричал Вася Кашутин, но что — понять было трудно. Он лежал в самом опасном месте. Немецкие пули, врезаясь в камни, взвизгивали, высекали искры. За бугорком, возле уреза воды, куда пока не залетали мины, укрылось отделение старшины I статьи Виктора Леонова.

«Ходу назад нам нет, — соображал Леонов, — мы оказались впереди всех. Бугорок — наше спасение. Займем оборону. Выложим из камней укрытия, стрелять по немцам на мысу лучше всего прицельно».

— Федор, — обратился он к Курносенко, — ты с пулеметом ляжешь ближе к воде, где скорее всего могут появиться немцы.

— Надолго эта мышеловка? — спросил Леонова Алексей Каштанов.

Каштанов — парень грамотный, окончил десятилетку, в школе учил немецкий, может немножко переводить. Леонов держит Каштанова под рукой, чтобы, если понадобится, можно было бы быстро допросить пленного.

О мышеловке старшина ничего не мог сказать молодому разведчику, но он понимал, что отделение занимает хорошую позицию для обороны, еще бы поддержали огнем, тогда немцы их голыми руками не возьмут.

Послышался крик:

— Ребята, я ранен!

Все узнали голос Федора Шелавина.

Двое поползли к нему на выручку. Сразу же застрекотали два немецких пулемета, преграждая путь к раненому.

— Федя, потерпи! — прокричал Леонов. — Что-нибудь придумаем!

— Веревку мне бросьте, я ухвачусь, вытяните.

— Нет ее у нас.

С поляны и вершины холма никто не появился. Подкрепление где-то застряло. Разведчики изредка стреляли по оконечности мыса, где находились немцы, иногда из-за каменных брустверов показывались каски: фашисты делали перебежки по просматриваемым прогалинам. На одиночные выстрелы разведчиков враг отвечал пулеметными очередями и минометным огнем.

Леонов приказал не стрелять: огонь из минометов был опаснее всего.

Ближе к берегу Кислой будто в помощь разведчикам природа нагромоздила несколько валунов в человеческий рост. Были эти валуны какие-то угловатые, граненые. Лежали не вплотную один к другому. Из этих валунов неожиданно змеем выполз Женя Уленков.

— Ты как сюда пробрался?

— Очень просто! Полз, можно сказать, носом землю рыл.

— Твоим носом можно канавы копать, — пошутил Барышев.

— Канава не канава, а царапина будет, — ответил Уленков, не лишенный чувства юмора.

— Что там? — спросил Леонов. — Где отряд?

— Всего не знаю, но худо дело. Николаев ранен. Его Мотовилин и Хабалов вытащили на обратный скат. Много убитых и раненых. Услышал, что кто-то рядом стреляет по немцам. Думаю, проползу, узнаю что к чему.

— А веревка у тебя зачем? — спросил Агафонов разглядев перекинутый через плечо моток толстого линя.

— Я с ней в операцию шел. Комвзвод так распорядился.

— Молодец, Женя!

Веревку размотали и как аркан швырнули туда, где слышался голос Шелавина. Верёвка натянулась. Ее осторожно потянули на себя.

Шелавин, оказывается, был рядом, за пригорком. Все радостно вздохнули, а Барышев подсел к Федору, достал индивидуальный пакет и начал перевязку.

— Спасибо, ребята, — сказал Шелавин и только сейчас сунул пистолет в кобуру. — Я его держал на крайний случай.

Пули угодили Шелавину в ноги. К счастью, кости не повредило. Кровь запеклась. Перевязали. Подыскали прогалинку между камнями, наскребли немного мха, расстелили плащ-палатку и уложили на нее младшего лейтенанта. В группе теперь оказался командир взвода. Шелавин сказал старшине Леонову:

— Виктор, ты командуй. Видишь, я какой. За советом обращайся.

— Я пошел, ребята, — сказал Женя Уленков, — постараюсь привести к вам выручку.

— Давай, Женя, будем ждать. Удачи.

И Уленков опять пополз к камням.

С мысочка затарахтел пулемет, пули цокали по краю лощинки за камнями, чиркали по воде. Пулеметчик, видно, водил стволом, поднимал и опускал его, нащупывая цель. Несколько минут было тихо, а затем пулемет разразился длинной очередью.

…Уленков эту полосу не одолел, рубеж оказался непроходимым. Этого прижатые за пригорком разведчики еще не знали.

— Командир, смотри, он с ума сошел… Куда прет… — Зиновий Рыжечкин указал Леонову на разведчика, который пополз к Кашутину.

— Ты куда, мухобой? Давай назад. Сейчас прибьет, — кричал вдогонку Леонов.

— Может, думает, что Вася живой, — предположил Михеев, поморщившись от боли. Утром ему прострелило руку.

— Вернется, я ему всыплю, — пообещал Леонов.

Самовольщик еще какое-то время лежал, потом медленно-медленно пополз обратно. Последние метры он преодолел на четвереньках.

— Зачем ты? — выдохнул Леонов. Гнев его уже прошел. — Чего лезть на рожон, под пули?

— Убит он, уже холодный. Кровь пропиталась сквозь фуфайку. Вот возьми, старшина.

В руках Леонова оказался морской командирский кортик.

Вернувшийся сел, руки его дрожали, на лице не было ни кровинки.