Дмитрий Бабкин - Афганистон

Дальше все по шаблону — прилетели вертушки. Под конвоем вели прапора хозвзвода и его водителя. Прапор опять покрылся пятнами на лице. Это был тот самый прапор. Сука, — подумал Дубин, — неймется тебе. Что ж я тебя не сдал? Еще двух людёв замочил!

Серега отвернулся, и громко, ни к кому не обращаясь, заметил: «Ну, вооще нас тут за мясо держат! Шмон, эти уроды сквозь строй ходят, кто??? Духи!!!»

— Молчать, разойдись, — Контио развернулся и исчез в офицерском кубрике.

Трибунал водителя признал невиновным: тот выполнял приказ своего прямого начальника, сидел за рулем. Прапорщика расстреляли [5].

Не задалось с самого начала. Засада уехала три дня назад. По разведданным караван должен был пройти в четверг. Но была уже ночь с субботы на воскресенье, а новости не поступали. Все, кто должен был участвовать в эвакуации засады и облаве — бронегруппа, уже три ночи спали в технике в ожидании приказа выдвигаться.

В четыре часа утра наконец объявили готовность. Спросонья кто-то задел заряженный пулемет, и очередь трассеров впилась в землю. Прогрохотало, будь здоров, ни с того ни с сего.

Что было с засадой, никто по рации не сказал: то ли они накрыли караван, то ли их кто обнаружил…

Сначала пошёл танк. Вот уже два месяца к батальону был придан танковый взвод из трех машин. Танкисты все это время не занимались ничем, кроме ремонта. Они ремонтировали и ремонтировали, ремонтировали и ремонтировали. Вот, отремонтировали один танк. Он выехал за ворота и встал. По рации все услышали доклад:

— «Флейта», «Флейта», я «Витязь». Я заглох!

Танк докладывал замкомбату что он лох. Повторил еще:

— «Флейта», «Флейта», я «Витязь». Я заглох!

Дубин развеселился. Хороший будильник проехал и встал.

— «Витязь», я «Флейта». НА СВАЛКУ! — Костенко тоже видать порадовался.

БТРы седьмой роты ушли первыми. Они забирали засаду, БМДшки восьмой и девятой построились в колонну, и мимо танка медленно тронулись. Освистываемые танкисты, уже ремонтировали танк. Машины восьмой и девятой роты, вместе с Царандоем, который должен был подъехать чуть позже, блокировали кишлак к югу от батальона, ближе к Гардезу, возле которого находилась засада.

Командир взвода сам залез на башню, пересадив Дубина в десант, вместе со снайпером Димой. На командирском месте сидел сержант Боровский, и на месте пулеметчика старшина роты Хрунов. Золотой состав третьего взвода восьмой роты, Серега водилой, не было только Кости, он уже давно воевал вместе с замкомбатом. Себя Дубин в этот состав зачислять стеснялся, но то, что из пушки стрелял как Дима из своей СВДшки, мог без ложной скромности сказать уже давно.

Все разделились. Машина неслась по вспаханному полю. Вдалеке справа возвышалась сопка с пресловутым ДШК. Впереди лежал кишлак, за которым скрывались Бараки. Их позиция была на возвышенности, возвышенность медленно приближалась.

В поле трудился крестьянин. Он махал мотыгой без устали, и обернулся только на рёв мотора. Тогда он махнул мотыгой еще три раза, положил инструмент, поднял винтовку и, перезаряжая, выстрелил три раза.

Вечная цифра три!

Он выстрелил три раза и бросился бежать. Дубин инстинктивно подхватил автомат, Дима его одернул:

— Ты куда? — стрелять мешали комвзвода и Боровский. Они сами пустили несколько очередей вслед убегающему крестьянину.

— Ты ж думай. Своих бы закосил! — Дима долго не мог успокоиться.

— Да нет, я даже предохранитель не опустил. Так, сработало, — Дубин и сам удивился своей реакции: автомат взлетел в руках как будто сам. Он сначала прицелился, а потом подумал. Сам как автомат.

С возвышенности открывался вид на долину. Этот вид он видел впервые. Горы вдалеке скрывались в голубой дымке.

Все ушли. Серега как обычно к Косте, раскумариться с утра, комвзвода командовать взводом, остальные спустились в ближайший дувал. Дубин сидел один в башне как баран на горной вершине и разглядывал окрестности. Снизу развертывались афганцы из Царандоя. Они что-то строились и расходились в разные стороны. Так все было тихо. По рации сказали, что засада была таки успешной, караван закидали гранатами. Духи устроили привал прямо под дувалом с засадой. Всё было очень просто. Люди, верблюды и лошади остались на месте. Без движения. Все были убиты. Все наши уже вернулись без потерь. Операцию можно было назвать успешной.

Дубин подумал о лошадях и верблюдах.

И о людях.

Прильнув в очередной раз к прицелу, он разглядел километров за пять-семь три фигуры. Понять идут они сюда, или наоборот, уходят отсюда, было невозможно. Было лишь понятно, что это мужчины. Один из них с длинной белой бородой — чисто мулла.

Вот читатель, что бы ты сделал, увидев в прицел трёх мужиков?

Дубин поднял пушку до максимума и выпустил первый снаряд. Потом второй. Потом третий.

— Кто там палит без причины, — комвзвода прорезался в наушниках шлема.

— Товарищ лейтенант, это 386-я. Вижу троих духов.

— А. А я то думал. Продолжай.

Снаряды не долетали. Когда Дубин понял, что мужики приближаются, ему было уже всё равно. Азарт овладел человеком.

Он вкладывал все новые снаряды в ненасытное горло пушки и целился всё точнее.

Один мужик повернул назад и стал убегать. Второй упал, или спрятался, Дубин оставил его в покое. Третий остановился и поднял руки к небу. Он не изображал, что он сдается, он стал молиться. Тут уж и Дубин осёкся. Последняя граната улетела в сторону повернутого к Востоку человека и разорвалась метрах в тридцати, Дубин затих. К молящемуся уже бежали царандоевцы. Азарт отступил, и Дубин решил больше не смотреть в прицел. Что это было?

Нахрена мне эти. Да пошли они! Все!

Вот сижу в облаве и стреляю. Так надо. Так надо.

Убил, что ль второго? Да нет. Спрятался. Не убил. Не убил.

Проснувшаяся в голове интеллигентская гадость пыталась мучить. Дубин достал галету из сухпая. И прильнул к прицелу. И, тут же отвалился назад. Пошли они все!

— И что ты тут устроил? — Серега взобрался на башню, — ладно, не рассказывай. Стрелок. Кутузау. Вон дувал внизу видишь? Там все наши. Какой-то местный интеллигент чаем с ватрушками угощает. Иди, я сам посижу.

Во дворе дувала была расстелена скатерть-самобранка. Молодой афганец с опрятными усиками разносил чай. Вокруг, как чистые баи возлегали все наши герои. Боровский покручивал свой ус и дул в зеленый чай как будто сам был самоваром. Афганец немного говорил по-русски. Было весело. На скатерти лежали угощения, от которых у Дубина потекли эти. Во рту, которые. Слюни, не слюнки, слюни! И как потекли!

Афганец что-то говорил и говорил, а Дубин вдруг почувствовал такой расслабон. Как домой попал. Все вдруг стали такими милыми и хорошими, глаза смыкались. Хотелось упасть и заснуть в приступе счастья. Он взял лепёшку и оглядел стол.